BOOK ONE



BOOK ONE	КНИГА 1
The Book of Beginnings	КНИГА НАЧАЛ

Canto One	Песнь 1
The Symbol Dawn	Символический Рассвет.

It was the hour before the Gods awake.	Был час пред пробуждением Богов.
Across the path of the divine Event	Преграждая путь Божественному Событию,
The huge foreboding mind of Night, alone	В предчувствии зловещем одинокий, чудовищный ум Ночи,
In her unlit temple of eternity,	Простерся неподвижно на краю Безмолвия
Lay stretched immobile upon Silence' marge.	В ее[1] бессветном храме вечности[2].
In the sombre symbol of her eyeless muse	И мрачным символом ее[3] безглазой думы
Almost one felt, opaque, impenetrable,	Почти ощущалась, непроницаемая, непроглядно темная,
The abysm of the unbodied Infinite;	Бездна невоплощенной Бесконечности;
A fathomless zero occupied the world.	Бездонный нуль, собой объявший мир.
A power of fallen boundless self awake	Мощь павшего, безграничного духа пробуждается
Between the first and the last Nothingness,	Меж первым и последним Ничто,
Recalling the tenebrous womb from which it came,	Но вспоминая мрачный свой источник,
Turned from the insoluble mystery of birth	От необъяснимой мистерии рождения
And the tardy process of mortality	И медленного процесса умирания, он отвернулся
And longed to reach its end in vacant Nought.	И страстно жаждал кануть в пустом Небытии.
As in a dark beginning of all things,	Как-будто в темном начале всех вещей,
A mute featureless semblance of the Unknown	Какое-то безмолвное, безликое подобие Неведомого,
Repeating for ever the unconscious act,	Повторяя вечно несознательное действо,
Prolonging for ever the unseeing will,	Продлевая вечно невидящую волю,
Cradled the cosmic drowse of ignorant Force	Баюкало космическую дрему Силы неведения,
Whose moved creative slumber kindles the suns	Чей созидательный, деятельный сон зажигает солнца
And carries our lives in its somnambulist whirl.	И кружит наши жизни в своем сомнамбулическом вихре.
Athwart the vain enormous trance of Space,	Сквозь бесконечный, тщетный транс Пространства,
Its formless stupor without mind or life,	Его бесформенное оцепенение, лишенное ума или жизни,
A shadow spinning through a soulless Void,	Тенью, кружащейся в бездушной Пустоте,
Thrown back once more into unthinking dreams,	Вновь брошенная в лишенные мысли грезы,
Earth wheeled abandoned in the hollow gulfs	Затерянная в пустых безднах, Земля вращалась,
Forgetful of her spirit and her fate.	Позабыв о своем духе и своей судьбе.
The impassive skies were neutral, empty, still.	Бесстрастны небеса, пусты, нейтральны, тихи,
Then something in the inscrutable darkness stirred;	Вдруг что-то шевельнулось в непроглядной тьме;
A nameless movement, an unthought Idea	Движенье безымянное, Идея, не оформленная мыслью,
Insistent, dissatisfied, without an aim,	Настойчивое, неутоленное, без цели, 2
Something that wished but knew not how to be,	Что-то, что быть желало, но не знало как,
Teased the Inconscient to wake Ignorance.	Дразнило Несознательное, чтобы пробудить Неведение.
A throe that came and left a quivering trace,	Дрожь судорогой прошла, оставив трепет следа,
Gave room for an old tired want unfilled,	И старой, усталой, неудовлетворенной нужде освободила место,
At peace in its subconscient moonless cave	Что в тишине своей безлунной пещеры подсознания
To raise its head and look for absent light,	Поднять пыталось голову и отыскать отсутствующий свет,
Straining closed eyes of vanished memory,	Как тот, кто ищет давно ушедшего себя
Like one who searches for a bygone self	И, напрягая памяти исчезнувшей закрытые глаза,
And only meets the corpse of his desire.	Встречает труп лишь своего желания.
It was as though even in this Nought's profound,	Как если б даже в этой глубине Ничто,
Even in this ultimate dissolution's core,	В центре предельного распада и исчезновения
There lurked an unremembering entity,	Притаилась себя непомнящая сущность,
Survivor of a slain and buried past	Что была убита, но гибель пережив свою и, позади могилу прошлого оставив,
Condemned to resume the effort and the pang,	Осуждена была на то, чтобы вновь возобновить усилие и боль,
Reviving in another frustrate world.	И снова возродиться в еще одном, таком же безнадежном, тщетном мире.
An unshaped consciousness desired light	Лишенное формы сознание возжелало свет
And a blank prescience yearned towards distant change.	И чистое предвиденье пустое стремилось страстно к отдаленной перемене.
As if a childlike finger laid on a cheek	Как-если б детский пальчик лег на щеку,
Reminded of the endless need in things	Напоминая о бесконечной необходимости в вещах
The heedless Mother of the universe,	Беспечной Матери-вселенной,
An infant longing clutched the sombre Vast.	И страстное детское стремление пленило безрадостную Ширь.
Insensibly somewhere a breach began:	Неощутимо где-то возникла брешь:
A long lone line of hesitating hue	Долгая, одинокая нить трепетного света,
Like a vague smile tempting a desert heart	Подобная неясной улыбке, искушающей пустое сердце,
Troubled the far rim of life's obscure sleep.	Побеспокоила далекую окраину темного сна жизни.
Arrived from the other side of boundlessness	С той стороны беспредельности летя,
An eye of deity peered through the dumb deeps;	Взгляд божества пронзил безмолвные глубины;
A scout in a reconnaissance from the sun,	Разведчиком, что послан был в разведку солнцем,
It seemed amid a heavy cosmic rest,	Казался он среди тяжелого космического сна,
The torpor of a sick and weary world,	Оцепенения усталого, больного мира,
To seek for a spirit sole and desolate	Чтобы найти покинутый и одинокий дух,
Too fallen to recollect forgotten bliss.	Так безнадежно павший, чтобы вспомнить позабытое блаженство.
Intervening in a mindless universe,	Пронзая безмыслие вселенной,
Its message crept through the reluctant hush	Его послание проскользнуло сквозь отторгающую тишину,
Calling the adventure of consciousness and joy	Призывом к приключению сознания и радости,
And, conquering Nature's disillusioned breast,	И, пленяя разочарованное сердце Природы, 3
Compelled renewed consent to see and feel.	Принудило ее к согласию чувствовать и видеть.
A thought was sown in the unsounded Void,	И мысль была посеяна в беззвучной Пустоте,
A sense was born within the darkness' depths,	И было чувство рождено в глубинах темных,
A memory quivered in the heart of Time	Затрепетала память в сердце Времени,
As if a soul long dead were moved to live:	Как если б душу, давно умершую, вновь принудили жить:
But the oblivion that succeeds the fall,	Но забвение, последовавшее за падением,
Had blotted the crowded tablets of the past,	Стерло заполненные скрижали прошлого,
And all that was destroyed must be rebuilt	И все, что некогда подверглось разрушению, необходимо было строить вновь,
And old experience laboured out once more.	И еще раз тяжким трудом накапливать прежний опыт.
All can be done if the god-touch is there.	Все можно сделать, если есть прикосновение Бога.
A hope stole in that hardly dared to be	Надежда прокралась, почти не смея быть
Amid the Night's forlorn indifference.	Среди покинутого равнодушия Ночи.
As if solicited in an alien world	Осиротевшим, странствующим чудом,
With timid and hazardous instinctive grace,	Что было изгнано искать свой дом,
Orphaned and driven out to seek a home,	Пристанища для жизни не имея,
An errant marvel with no place to live,	С той инстинктивной грацией не смелой,
Into a far-off nook of heaven there came	Как будто б чуждый мир молило о приюте, в каком-то дальнем уголке небес возник
A slow miraculous gesture's dim appeal.	Чудесного, неторопливого жеста неясный призыв[4].
The persistent thrill of a transfiguring touch	Преобразующего прикосновения настойчивая дрожь
Persuaded the inert black quietude	Убедила инертный, черный покой
And beauty and wonder disturbed the fields of God.	И красота, и чудо тронули просторы Божьи.
A wandering hand of pale enchanted light	Блуждающая рука неясного, чарующего света,
That glowed along a fading moment's brink,	Мерцая на грани угасающего мгновения,
Fixed with gold panel and opalescent hinge	Сотворила, - с золотыми створами, на опаловых петлях, -
A gate of dreams ajar on mystery's verge.	Врата грез, чуть приоткрытых на край тайны.
One lucent corner windowing hidden things	Один лишь освещенный угол, распахивая пред взором вещи, что были скрыты,
Forced the world's blind immensity to sight.	Слепую безграничность мира сделал зримой.
The darkness failed and slipped like a falling cloak	И отступила тьма, скользнув, как плащ упавший,
From the reclining body of a god.	C тела склонившегося бога.
Then through the pallid rift that seemed at first	Тогда чрез эту почти невидимую брешь, которой, казалось, поначалу было
Hardly enough for a trickle from the suns,	Едва достаточно, чтобы пропустить один лишь лучик солнечного света,
Outpoured the revelation and the flame.	Вдруг хлынул поток огня и откровения.
The brief perpetual sign recurred above.	И краткий вечный символ вновь возник в небесах.
A glamour from unreached transcendences	Очарованием недостижимых трансценденций,
Iridescent with the glory of the Unseen,	Сияя радужно великолепием Незримого,
A message from the unknown immortal Light	Посланием бессмертного, неведомого Света, 4
Ablaze upon creation's quivering edge,	На трепетном краю творения
Dawn built her aura of magnificent hues	Пылал рассвет, живописуя чудесную ауру цвета,
And buried its seed of grandeur in the hours.	Он семя грядущего совершенства посеял в потоке пролетающих часов.
An instant's visitor the godhead shone.	Божественное засияло кратким гостем мига.
On life's thin border awhile the Vision stood	Недолго на тонкой грани жизни это Видение стояло,
And bent over earth's pondering forehead curve.	Склонившись над изгибом задумчивого чела земли.
Interpreting a recondite beauty and bliss	Иероглифами цвета мистического смысла
In colour's hieroglyphs of mystic sense,	Передавая непостижимое блаженство и красоту[5],
It wrote the lines of a significant myth	Оно начертало строки символического мифа,
Telling of a greatness of spiritual dawns,	Рассказывающего о величии духовных рассветов,
A brilliant code penned with the sky for page.	Сияющей тайнописью на странице неба.
Almost that day the epiphany was disclosed	Тот день почти был днем богоявления,
Of which our thoughts and hopes are signal flares;	Преддверием которому наши мысли и надежды сияют как ночные маяки;
A lonely splendour from the invisible goal	Одинокое великолепие незримой цели
Almost was flung on the opaque Inane.	Почти было наброшено на непроницаемую Пустоту.
Once more a tread perturbed the vacant Vasts;	Вновь чья-то поступь потревожила бескрайнюю пустоту Пространств;
Infinity's centre, a Face of rapturous calm	Центр бесконечности, Лик восторженного покоя,
Parted the eternal lids that open heaven;	Распахнул веки своих бессмертных глаз, что открывают небеса;
A Form from far beatitudes seemed to near.	Казалось, чья-то Фигура приблизилась с дальних берегов блаженства.
Ambassadress twixt eternity and change,	Послом меж вечностью и вечным изменением,
The omniscient Goddess leaned across the breadths	Над бесконечными просторами, что кружат предначертанные пути звезд,
That wrap the fated journeyings of the stars	Склонилась Всеведущая, мудрая Богиня[6]
And saw the spaces ready for her feet.	И увидела пространства, готовые стать опорой ее ногам.
Once she half looked behind for her veiled sun,	Нам миг лишь полуоглянувшись на свое, скрывающееся за покровом, солнце,
Then, thoughtful, went to her immortal work.	Она задумчиво направилась туда, где ожидала ее бессмертная работа.
Earth felt the Imperishable's passage close:	Земля почувствовала приближение Нетленного:
The waking ear of Nature heard her steps	Разбуженное ухо Природы услышало ее шаги
And wideness turned to her its limitless eye,	И необъятные просторы повернули к ней свой безграничный глаз,
And, scattered on sealed depths, her luminous smile	Рассыпавшись на запечатанных глубинах ее лучезарная улыбка
Kindled to fire the silence of the worlds.	Зажгла молчание миров.
All grew a consecration and a rite.	Все превратилось в священный ритуал и посвящение.
Air was a vibrant link between earth and heaven;	Стал воздух вибрирующей связью между землей и небесами;
The wide-winged hymn of a great priestly wind	Великий, священный ветер поднялся ширококрылым гимном
Arose and failed upon the altar hills;	И опустился на алтари холмов;
The high boughs prayed in a revealing sky.	Ввысь, в небо откровения, молитвенно взметнулись ветви.
Here where our half-lit ignorance skirts the gulfs	Здесь, где наше полуслепое неведение бредет по краю бездн,
On the dumb bosom of the ambiguous earth,	Что распахнулись на немой груди обманчивой земли,
Here where one knows not even the step in front	Здесь, где никто не знает даже следующий свой шаг,
And Truth has her throne on the shadowy back of doubt,	Где Истина поставила свой трон на темную спину сомнения,
On this anguished and precarious field of toil	На это опасное поле тяжелого труда и муки
Outspread beneath some large indifferent gaze,	Вниз устремлен какой-то широкий, отстраненный взгляд,
Impartial witness of our joy and bale,	Бесстрастный свидетель нашей радости и скорби,
Our prostrate soil bore the awakening ray.	Наша простертая земля несла в себе пробуждающий луч.
Here too the vision and prophetic gleam	Здесь, тоже, это видение и проблеск откровения,
Lit into miracles common meaningless shapes;	Все озаряя, преобразили в чудеса обычные, бессмысленные формы;
Then the divine afflatus, spent, withdrew,	Затем божественное откровение, угасая, как нежеланный гость, что приходил напрасно,
Unwanted, fading from the mortal's range.	Ушло со смертного земного плана.
A sacred yearning lingered in its trace,	И лишь священная тоска осталась в его следах,
The worship of a Presence and a Power	И поклонение Присутствию и Силе,
Too perfect to be held by death-bound hearts,	Слишком совершенных, чтобы их могли вынести сердца, захваченные смертью,
The prescience of a marvellous birth to come.	Предвидение чудесного рождения, что должно прийти.
Only a little the god-light can stay:	Лишь малый луч божественного света смог остаться:
Spiritual beauty illumining human sight	Духовная красота, озаряющая видение человека,
Lines with its passion and mystery Matter's mask	Что освещает изнутри своей страстью и тайной маску Материи
And squanders eternity on a beat of Time.	И растрачивает вечность в мгновениях времени.
As when a soul draws near the sill of birth,	Как душа, приблизившаяся к таинству рождения,
Adjoining mortal time to Timelessness,	Соединяет смертное время с Вневременным,
A spark of deity lost in Matter's crypt	И божественная искра теряется в склепе материи,
Its lustre vanishes in the inconscient planes,	И ее свет гаснет на несознательных планах,
That transitory glow of magic fire	Так этот мимолетный отблеск волшебного огня
So now dissolved in bright accustomed air.	Теперь растаял в обычном, ясном воздухе.
The message ceased and waned the messenger.	Послание оборвалось и исчез посланец.
The single Call, the uncompanioned Power,	Один лишь Призыв, одинокое Могущество
Drew back into some far-off secret world	Унесли назад, в какой-то дальний, тайный мир
The hue and marvel of the supernal beam:	Свет и чудо божественного луча:
She looked no more on our mortality.	Богиня не смотрела больше на этот смертный мир.
The excess of beauty natural to god-kind	Избыток красоты, естественный богам,
Could not uphold its claim on time-born eyes;	Невыносим для глаз, рожденных временем;
Too mystic-real for space-tenancy	Слишком мистически реальное для жителей пространства,
Her body of glory was expunged from heaven:	Ее сияющее тело исчезло с лица небес:
The rarity and wonder lived no more.	Погасли редкое явление и чудо.
There was the common light of earthly day.	И был обычный свет земного дня.
Affranchised from the respite of fatigue	Очнувшись от передышки, сбросив бремя утомления,
Once more the rumour of the speed of Life	Снова быстротечной шум Жизни
Pursued the cycles of her blinded quest.	Последовал кругами своего слепого поиска.
All sprang to their unvarying daily acts;	Все возвратилось вновь к своим обыденным делам, что каждый день вершатся неизменно;
The thousand peoples of the soil and tree	Тысячи существ лесов и почв
Obeyed the unforeseeing instant's urge,	Вновь подчинились непредсказуемому побуждению мига,
And, leader here with his uncertain mind,	И, главный здесь актер, с непостоянным умом,
Alone who stares at the future's covered face,	Единственный, кто всматривается в скрытый лик грядущего,
Man lifted up the burden of his fate.	Бремя своей судьбы на плечи поднял человек.

And Savitri too awoke among these tribes	И Савитри проснулась среди тех племен,
That hastened to join the brilliant Summoner's chant	Что к гимну лучезарного Герольда[7] спешили присоединиться
And, lured by the beauty of the apparent ways,	И, красотой плененные поверхностных путей,
Acclaimed their portion of ephemeral joy.	Приветствовали шумно свою частицу эфемерной радости.
Akin to the eternity whence she came,	Но Савитри, родное дитя Вечности,
No part she took in this small happiness;	Не принимала участия в этом малом счастье;
A mighty stranger in the human field,	Могучий чужестранец, пришедший в мир людей,
The embodied Guest within made no response.	Гость, воплощенный в ней, не отвечал.
The call that wakes the leap of human mind,	Тот зов, что возбуждает ум человека,
Its chequered eager motion of pursuit,	Его изменчивое, страстное стремление погони,
Its fluttering-hued illusion of desire,	Его трепещущее многоцветие иллюзии желания
Visited her heart like a sweet alien note.	Касались ее сердца подобно сладостной, но чуждой ноте.
Time's message of brief light was not for her.	Недолговечный свет посланья времени существовал не для нее.
In her there was the anguish of the gods	В ней жили мука и страдание богов,
Imprisoned in our transient human mould,	Закованных во временную форму человека,
The deathless conquered by the death of things.	Бессмертие, что было пленено смертью вещей.
A vaster Nature's joy had once been hers,	Радость более великой Природы когда-то принадлежала ей,
But long could keep not its gold heavenly hue	Но не могла надолго сохранить свой золотой, небесный свет
Or stand upon this brittle earthly base.	Или устоять на ненадежном основании земли.
A narrow movement on Time's deep abysm,	Узкое движение в глубокой бездне времени,
Life's fragile littleness denied the power,	Хрупкая малость жизни отвергала силу;
The proud and conscious wideness and the bliss	Достоинство, сознательную широту, блаженство
She had brought with her into the human form,	Она принесла с собою в человеческую форму,
The calm delight that weds one soul to all,	Спокойный восторг, соединяющий душу со всем сущим
The key to the flaming doors of ecstasy.	И ключ к пылающим дверям экстаза.
Earth's grain that needs the sap of pleasure and tears	Но семя Земли, что жаждет напитка удовольствия и слез
Rejected the undying rapture's boon:	Отвергло бессмертный дар восторга:
Offered to the daughter of infinity	Оно предложило дочери бесконечности
Her passion-flower of love and doom she gave.	Свой страстный цветок любви и рока.
In vain now seemed the splendid sacrifice.	Напрасной казалась теперь великолепная жертва.
A prodigal of her rich divinity,	Щедрый расточитель своей неистощимой божественности,
Her self and all she was she had lent to men,	Свой дух, все, чем она была, она с любовью предложила людям,
Hoping her greater being to implant	В надежде здесь привить свое великое существование
And in their body's lives acclimatise	И прижиться в их живых телах,
That heaven might native grow on mortal soil.	Чтобы небеса смогли свободно прорасти на смертной почве.
Hard is it to persuade earth-nature's change;	Но трудно убедить земную природу измениться;
Mortality bears ill the eternal's touch:	Прикосновение вечного невыносимо смертному:
It fears the pure divine intolerance	Она[8] страшится чистой божественной нетерпимости,
Of that assault of ether and of fire;	Ее атак эфира и огня;
It murmurs at its sorrowless happiness,	Она ропщет на ее, не знающее горя, счастье
Almost with hate repels the light it brings;	И почти с ненавистью отбрасывает свет, который та приносит с собой;
It trembles at its naked power of Truth	Она трепещет перед этим обнаженной мощью Истины,
And the might and sweetness of its absolute Voice.	Могуществом и сладостью ее абсолютного Голоса.
Inflicting on the heights the abysm's law,	Навязывая этим высотам закон бездны,
It sullies with its mire heaven's messengers:	Своею грязью она забрасывает посланцев небес:
Its thorns of fallen nature are the defence	Шипы ее падшей природы – это защита,
It turns against the saviour hands of Grace;	Которые она вонзает в спасительные руки Милости;
It meets the sons of God with death and pain.	Смертью и болью она встречает сынов Бога.
A glory of lightnings traversing the earth-scene,	Великолепиями молний они пересекают земную сцену,
Their sun-thoughts fading, darkened by ignorant minds,	Их солнечные мысли гаснут, омрачаясь невежественными умами,
Their work betrayed, their good to evil turned,	Их дело предается, их благо превращается во зло,
The cross their payment for the crown they gave,	Их плата - крест, за тот венец, который они приносят с собой
Only they leave behind a splendid Name.	И лишь великое Имя они оставляют за собой.
A fire has come and touched men's hearts and gone;	Огонь приходит, касается людских сердец и уходит вновь;
A few have caught flame and risen to greater life.	Немногие поймали это пламя и поднялись до более великой жизни.
Too unlike the world she came to help and save,	Так непохожа была она на этот мир, которому пришла помочь, который должна была спасти;
Her greatness weighed upon its ignorant breast	На грудь его неведения бременем легло ее величие
And from its dim chasms welled a dire return,	И из его глубоких бездн поднялся ужасный ответ:
A portion of its sorrow, struggle, fall.	Удел страдания, борьбы, падения.
To live with grief, to confront death on her road,-	Жить в горе, столкнуться на своем пути со смертью, -
The mortal's lot became the Immortal's share.	Жребий смертного стала участью Бессмертного.
Thus trapped in the gin of earthly destinies,	Так, пойманная в западню земных судеб,
Awaiting her ordeal's hour abode,	Она жила, ожидая часа тяжких испытаний,
Outcast from her inborn felicity,	Изгнанницей из своего врожденного блаженства,
Accepting life's obscure terrestrial robe,	Облачась в тусклые земные одежды жизни,
Hiding herself even from those she loved,	Скрывая себя даже от тех, кого она любила,
The godhead greater by a human fate.	Божественное, возвеличенное человеческой судьбой.
A dark foreknowledge separated her	Мрачное предзнание ее отгородило
From all of whom she was the star and stay;	От тех, кому она была путеводной звездою и опорой;
Too great to impart the peril and the pain,	Слишком великая, чтоб с кем-то разделить свой риск и свою боль,
In her torn depths she kept the grief to come.	Грядущую беду она несла в своих разорванных глубинах.
As one who watching over men left blind	Как тот, кто оберегая людей, оставшихся слепыми,
Takes up the load of an unwitting race,	Берет на себя бремя живущей в неведении расы,
Harbouring a foe whom with her heart she must feed,	Приютив врага, которого она вынуждена была кормить своим собственным сердцем,
Unknown her act, unknown the doom she faced,	Скрывая свою драму и ожидающий ее жребий,
Unhelped she must foresee and dread and dare.	Без помощи она должна была предвидеть и ужас, и брошенный ей вызов.
The long-foreknown and fatal morn was here	И роковое утро, давно известное заранее, наконец, пришло,
Bringing a noon that seemed like every noon.	И день за ним последовал, казавшийся как день любой другой.
For Nature walks upon her mighty way	Природа, прокладывая свой могучий путь,
Unheeding when she breaks a soul, a life;	Не замечает, как она ломает чью-то жизнь иль душу;
Leaving her slain behind she travels on:	Оставляя убитую жертву позади, она спокойно дальше продолжает путь:
Man only marks and God's all-seeing eyes.	Лишь люди замечают это и всевидящие глаза Бога.
Even in this moment of her soul's despair,	Но даже в этот миг душевного отчаянья,
In its grim rendezvous with death and fear,	Во время мрачной встречи с ужасом и смертью,
No cry broke from her lips, no call for aid;	Ни единого стона не сорвалось с ее губ и ни одной мольбы о помощи,
She told the secret of her woe to none:	О тайне своей скорби она не рассказала никому:
Calm was her face and courage kept her mute.	Спокойно было ее лицо и мужество поддерживало ее молчание.
Yet only her outward self suffered and strove;	Но все же страдало и боролось лишь ее внешнее существо;
Even her humanity was half divine:	Полубожественно в ней было даже человеческое:
Her spirit opened to the Spirit in all,	Ее дух открыт был Духу, живущему во всем
Her nature felt all Nature as its own.	И как саму себя ее природа ощущала всю Природу.
Apart, living within, all lives she bore;	В уединении, живя внутри, она несла в себе все жизни;
Aloof, she carried in herself the world:	В своем отчуждении, она несла в себе весь мир:
Her dread was one with the great cosmic dread,	Ее ужас был един с великим космическим ужасом,
Her strength was founded on the cosmic mights;	Ее силу поддерживали великие космические могущества;
The universal Mother's love was hers.	Ее любовь была любовью вселенской Матери.
Against the evil at life's afflicted roots,	Против зла, поразившее корни жизни,
Her own calamity its private sign,	Бросившей ей ее несчастье, как свой личный знак,
Of her pangs she made a mystic poignant sword.	Она выковала из своей муки острый, мистический меч.
A solitary mind, a world-wide heart,	С уединенным умом и широким, как мир, сердцем,
To the lone Immortal's unshared work she rose.	Она поднялась, чтобы свершить неразделенную ни с кем, одинокую работу Бессмертного.
At first life grieved not in her burdened breast:	Жизнь поначалу не тревожила ее обремененное сердце:
On the lap of earth's original somnolence	На коленях изначального сна земли
Inert, released into forgetfulness,	Инертная и погруженная в забвение,
Prone it reposed, unconscious on mind's verge,	Она[9] покоилась, простершись, несознательная, на краю ума,
Obtuse and tranquil like the stone and star.	Глухая, неподвижная, словно звезда иль камень.
In a deep cleft of silence twixt two realms	Там, в глубоком провале безмолвия меж двух миров,
She lay remote from grief, unsawn by care,	Она[10] жила вдали от горя, не ведая заботы,
Nothing recalling of the sorrow here.	Ничто здесь не напоминало о печали.
Then a slow faint remembrance shadowlike moved,	Но вот слабое воспоминание возникло, словно тень,
And sighing she laid her hand upon her bosom	И на грудь себе, вздыхая, Савитри руку возложила,
And recognised the close and lingering ache,	И осознала близкую, давно там притаившуюся боль,
Deep, quiet, old, made natural to its place,	Глубокую, безмолвную и старую, ставшую обычной на своем месте,
But knew not why it was there nor whence it came.	Но откуда она там появилась и почему, не знала Савитри.
The Power that kindles mind was still withdrawn:	Сила, пробуждающая ум, еще отсутствовала:
Heavy, unwilling were life's servitors	Тяжелы и ленивы слуги жизни на подъем,
Like workers with no wages of delight;	Словно работники, не знающие платы радостью,
Sullen, the torch of sense refused to burn;	Тлеющий факел ума отказывался разгораться;
The unassisted brain found not its past.	Беспомощный мозг не находил свое прошлое.
Only a vague earth-nature held the frame.	Лишь затемненная земная природа поддерживала ее тело.
But now she stirred, her life shared the cosmic load.	Но вот она пробудилась и ее жизнь разделила космическую ношу.
At the summons of her body's voiceless call	Следуя приказу безмолвного призыва ее тела,
Her strong far-winging spirit travelled back,	Ее могучий, ширококрылый Дух пустился в путь назад
Back to the yoke of ignorance and fate,	В порабощение судьбою и неведением,
Back to the labour and stress of mortal days,	К труду и напряжению смертных дней,
Lighting a pathway through strange symbol dreams	Нисходя тропою причудливых символических грез
Across the ebbing of the seas of sleep.	Чрез приливы океанов сна.
Her house of Nature felt an unseen sway,	Ее Природа ощутила незримую вибрацию,
Illumined swiftly were life's darkened rooms,	Внезапно озарились темные палаты жизни,
And memory's casements opened on the hours	Створки памяти теперь распахивались на часы
And the tired feet of thought approached her doors.	И к ее дверям приблизились усталые ноги мысли.
All came back to her: Earth and Love and Doom,	Все возвратилось к ней: Земля, Любовь и Рок,
The ancient disputants, encircled her	Древние соперники обступили ее со всех сторон,
Like giant figures wrestling in the night:	Подобно гигантским силуэтам, ведущим сражение в ночи:
The godheads from the dim Inconscient born	Боги, рожденные в тусклых безднах Несознательного,
Awoke to struggle and the pang divine,	Проснулись для божественной боли и борьбы,
And in the shadow of her flaming heart,	И в тени ее пылающего сердца,
At the sombre centre of the dire debate,	В мрачном центре ужасного конфликта,
A guardian of the unconsoled abyss	Хранительница безутешных бездн,
Inheriting the long agony of the globe,	Наследующая долгую агонию земли,
A stone-still figure of high and godlike Pain	Неподвижная-каменная, высокая фигура богоподобной Боли,
Stared into Space with fixed regardless eyes	Уставилась в пространство безучастными, остекленевшими глазами,
That saw grief's timeless depths but not life's goal.	Что видят вечные глубины горя, но не знают цели жизни.
Afflicted by his harsh divinity,	Отравленная своей суровой божественностью,
Bound to his throne, he waited unappeased	Безутешная, прикованная к своему трону, она ждала
The daily oblation of her unwept tears.	Ежедневного воздаяния ее[11] невыплаканных слез.
All the fierce question of man's hours relived.	Раскрылся неистовый вопрос всей человеческой жизни.
The sacrifice of suffering and desire	Эта жертва страдания и желания,
Earth offers to the immortal Ecstasy	Которую земля приносит бессмертному Экстазу,
Began again beneath the eternal Hand.	Вновь началась под вечною Рукой.
Awake she endured the moments' serried march	Пробужденная, она перенесла весь марш спрессованных мгновений,
And looked on this green smiling dangerous world,	И окинула взором зеленый, смеющийся, опасный мир,
And heard the ignorant cry of living things.	И услыхала невежественные крики живых существ.
Amid the trivial sounds, the unchanging scene	Посреди обычных звуков неизменной сцены
Her soul arose confronting Time and Fate.	Ее душа восстала, сталкивая Время и Судьбу.
Immobile in herself, she gathered force.	Неподвижная внутри, она собиралась с силой.
This was the day when Satyavan must die.	То пришел день, когда Сатьяван было должен умереть.

End of Canto One	Конец Первой Песни

Canto Two	Песнь 2

The Issue	Исход

Awhile, withdrawn in secret fields of thought,	На время отступив в таинственные сферы мысли,
Her mind moved in a many-imaged past	Ее ум двигался среди неисчислимых образов прошлого,
That lived again and saw its end approach:	Что жило снова и видело приближение своего конца:
Dying, it lived imperishably in her;	Умирая, оно нетленно продолжало жить в ней;
Transient and vanishing from transient eyes,	Мимолетное и исчезающее пред мимолетным взором,
Invisible, a fateful ghost of self,	Незримым, роковым фантомом ее собственного я,
It bore the future on its phantom breast.	Оно несло грядущее в своих призрачных глубинах.
Along the fleeting event's far-backward trail	По долгому следу давно ушедшего события
Regressed the stream of the insistent hours,	Вспять шло течение настойчивых часов,
And on the bank of the mysterious flood	На берегу мистического потока
Peopled with well-loved forms now seen no more	Собрались формы тех, кто ею был любим когда-то, кого уже уж больше нет,
And the subtle images of things that were,	Там были лишь тонкие образы вещей
Her witness spirit stood reviewing Time.	И ее дух свидетель стоял, обозревая Время.
All that she once had hoped and dreamed and been,	Все, чем она была однажды, на что надеялась, о чем мечтала,
Flew past her eagle-winged through memory's skies.	Ее орлинокрылое прошлое пролетало по небесам памяти.
As in a many-hued flaming inner dawn,	Как в многоцветном пылающем внутреннем рассвете,
Her life's broad highways and its sweet bypaths	Широкие дороги и тихие тропинки ее жизни
Lay mapped to her sun-clear recording view,	Раскинувшись, лежали перед ее прозрачно-ясным, все впитывающим взором,
From the bright country of her childhood's days	От солнечной страны наивных детских дней
And the blue mountains of her soaring youth	И голубых вершин ее парящей юности,
And the paradise groves and peacock wings of Love	И райских рощ, и павлиньих крыльев Любви
To joy clutched under the silent shadow of doom	До радости, что была схвачена под молчаливой тенью рока,
In a last turn where heaven raced with hell.	На том последнем повороте, где небеса вступили в гонку с адом.
Twelve passionate months led in a day of fate.	Двенадцать страстных месяцев вели ко дню ее судьбы.
An absolute supernatural darkness falls	Какая-то абсолютная, сверхъестественная тьма
On man sometimes when he draws near to God:	Опускается на человека иногда, когда он слишком близко подходит к Богу:
An hour arrives when fail all Nature's means;	Приходит час, когда бессильными становятся все средства Природы;
Forced out from the protecting Ignorance	Изгнанный из своего защищающего Неведения,
And flung back on his naked primal need,	Оставшись наедине со своею обнаженной, изначальной нуждой,
He at length must cast from him his surface soul	Он вынужден отбросить, наконец, свою поверхностную душу
And be the ungarbed entity within:	И быть неприкрытой сущностью внутри:
That hour had fallen now on Savitri.	И этот час настал теперь для Савитри. 12
A point she had reached where life must be in vain	Она достигла точки, где решалось, будет ее жизнь напрасной
Or, in her unborn element awake,	Или в ней пробудится какой-то нерожденный элемент,
Her will must cancel her body's destiny.	И ее воля сможет отменить судьбу, назначенную ее телу.
For only the unborn spirit's timeless power	Ибо лишь сила нерожденного, пребывающего вне времени духа,
Can lift the yoke imposed by birth in Time.	Способна убрать ярмо, наложенное рождением во Времени.
Only the Self that builds this figure of self	Лишь Дух[12], что творит это малое подобие себя,
Can rase the fixed interminable line	Способен стереть незыблемую, нескончаемую линию,
That joins these changing names, these numberless lives,	Что соединяет вместе эти бесчисленные жизни, меняющиеся имена,
These new oblivious personalities	Все время вновь рождающиеся и ничего не помнящие личности,
And keeps still lurking in our conscious acts	И тайно в наших сознательных поступках хранит
The trail of old forgotten thoughts and deeds,	След прежних, забытых мыслей и ушедших дел,
Disown the legacy of our buried selves,	Лишь Он способен сбросить бремя наших погребенных «я»,
The burdensome heirship to our vanished forms	Тяжелое наследие наших исчезнувших форм,
Accepted blindly by the body and soul.	Которое слепо взваливает на себя тело и душа.
An episode in an unremembered tale,	Подобно эпизоду из позабытого рассказа,
Its beginning lost, its motive and plot concealed,	Начало которого утеряно, мотив неясен и линия сюжетная темна,
A once living story has prepared and made	Когда-то прожитая история, что подготовила и сотворила
Our present fate, child of past energies.	Нашу сегодняшнюю судьбу – дитя давно ушедших энергий.
The fixity of the cosmic sequences	Незыблемую цепь космических последствий,
Fastened with hidden inevitable links	Скрепленных тайными, но неизбежными звеньями,
She must disrupt, dislodge by her soul's force	Ей предстояло разорвать и силою своей души
Her past, a block on the Immortal's road,	Отбросить бремя прошлого, что камнем преградило дорогу Бессмертному,
Make a rased ground and shape anew her fate.	Расчистить место и заново сотворить свою судьбу.
A colloquy of the original Gods	Спор тех изначальных Богов,
Meeting upon the borders of the unknown,	Что встретились на рубежах неведомого,
Her soul's debate with embodied Nothingness	Полемика ее души с проявленным Ничто
Must be wrestled out on a dangerous dim background:	Должна была разыграться на этом опасном и неясном основании:
Her being must confront its formless Cause,	Ее существо должно было столкнуться со своей бесформенной Причиной,
Against the universe weigh its single self.	Лишь ее одинокий дух против всей тяжести вселенной.
On the bare peak where Self is alone with Nought	На этой голой вершине, где только Дух[13] наедине с Ничто,
And life has no sense and love no place to stand,	Где жизнь бессмысленна и места нет, чтоб устоять любви,
She must plead her case upon extinction's verge,	На той последней грани, где угасает всякое существование, ей предстояло свои интересы защитить,
In the world's death-cave uphold life's helpless claim	В мировой пещере смерти поддержать беспомощное требование жизни
And vindicate her right to be and love.	И отстоять свое право на то, чтобы любить и быть.
Altered must be Nature's harsh economy;	Необходимо было изменить суровую экономию Природы;
Acquittance she must win from her past's bond,	Она должна была завоевать свободу от обязательств собственному прошлому
An old account of suffering exhaust,	И старый счет страданья исчерпать,
Strike out from Time the soul's long compound debt	И вычеркнуть из времени большой и сложный долг души,
And the heavy servitudes of the Karmic Gods,	И рабское служение Богам Кармы,
The slow revenge of unforgiving Law	Медленную месть не прощающего Закона,
And the deep need of universal pain	Глубокую необходимость вездесущей боли
And hard sacrifice and tragic consequence.	И тяжкую жертву, и трагичный результат.
Out of a timeless barrier she must break,	За грань, где нет времени, она должна была прорваться,
Penetrate with her thinking depths the Void's monstrous hush,	Пронзить своею мыслью глубины чудовищной безмолвной Пустоты
Look into the lonely eyes of immortal Death	И в одинокие глаза взглянуть бессмертной Смерти,
And with her nude spirit measure the Infinite's night.	И обнаженным духом измерить ночь Бесконечного.
The great and dolorous moment now was close.	Великий, скорбный миг теперь был близок.
A mailed battalion marching to its doom,	Закованным в броню войском, что движется к своей судьбе
The last long days went by with heavy tramp,	Последние долгие дни прошли тяжелой поступью,
Long but too soon to pass, too near the end.	Долгие, но слишком быстро пролетели, когда приблизился конец.
Alone amid the many faces loved,	Одна, средь множества любимых лиц,
Aware among unknowing happy hearts,	Осознавая все, среди счастливых, ничего не знающих сердец,
Her armoured spirit kept watch upon the hours	Ее вооруженный дух стоял на страже,
Listening for a foreseen tremendous step	Прислушиваясь к ужасной поступи предвиденных роковых шагов
In the closed beauty of the inhuman wilds.	Средь отчужденной, дикой красоты нечеловеческой природы.
A combatant in silent dreadful lists,	Подобно воину безмолвных и ужасных битв[14],
The world unknowing, for the world she stood:	Неведомая миру, она стояла за мир:
No helper had she save the Strength within;	Лишь эта сила внутри была ее единственною помощью;
There was no witness of terrestrial eyes;	Ни одни земные глаза не были свидетелями этой драмы;
The Gods above and Nature sole below	Лишь Боги в небесах и Природа
Were the spectators of that mighty strife.	Были единственными зрителями этой могучей битвы.
Around her were the austere sky-pointing hills,	Суровые вершины гор, пронзающие небо
And the green murmurous broad deep-thoughted woods	И шум широких, зеленых, погруженных в глубокое раздумье, лесов,
Muttered incessantly their muffled spell.	Бормочущих беспрестанно свои приглушенные заклинания.
A dense magnificent coloured self-wrapped life	Густая, окутанная цветным великолепием, занятая собою жизнь,
Draped in the leaves' vivid emerald monotone	Задрапированная в яркий изумруд листвы,
And set with chequered sunbeams and blithe flowers	Пронизанная полосами солнечных лучей и радостью цветов,
Immured her destiny's secluded scene.	Окружали уединенную сцену ее судьбы.
There had she grown to the stature of her spirit:	Там она обрела высокую зрелость духа:
The genius of titanic silences	Гений титанических безмолвий,
Steeping her soul in its wide loneliness	Погрузивший ее душу в свое бескрайнее одиночество,
Had shown to her her self's bare reality	Показал ей обнаженную реальность ее собственного «я»
And mated her with her environment.	И сокровенно породнил ее с внешним окружением.
Its solitude greatened her human hours	Это уединенье возвеличило ее человеческие часы
With a background of the eternal and unique.	Тонким подтекстом вечного и уникального.
A force of spare direct necessity	Сила скудной, прямой необходимости
Reduced the heavy framework of man's days	Низвела тяжелую конструкцию жизни человека
And his overburdening mass of outward needs	И избыточную массу его внешних нужд
To a first thin strip of simple animal wants,	До тонкой полосы насущных, простых потребностей,
And the mighty wildness of the primitive earth	И могучие просторы первобытной земли
And the brooding multitude of patient trees	Созерцательное море терпеливых деревьев
And the musing sapphire leisure of the sky	Задумчивая сапфировая безмятежность неба
And the solemn weight of the slowly-passing months	Торжественная тяжесть, неторопливо шествующих, месяцев
Had left in her deep room for thought and God.	Освободили в ней глубокое место для размышления и Бога.
There was her drama's radiant prologue lived.	Там разворачивался сияющий пролог ее драмы.
A spot for the eternal's tread on earth	Место для нисхожденья Вечного на землю,
Set in the cloistral yearning of the woods	Что было избрано среди уединенного томления лесов,
And watched by the aspiration of the peaks	Оберегаемое устремленными в высь вершинами,
Appeared through an aureate opening in Time,	Проглянуло сквозь золотой просвет во Времени,
Where stillness listening felt the unspoken word	Где чуткое безмолвие ощущает невысказанное слово
And the hours forgot to pass towards grief and change.	И забывают часы идти по направлению к скорби и перемене.
Here with the suddenness divine advents have,	Сюда, с внезапностью божественных явлений,
Repeating the marvel of the first descent,	Вновь повторяя чудо своего первого нисхождения,
Changing to rapture the dull earthly round,	Превращая в восторг унылый земной круг,
Love came to her hiding the shadow, Death.	К ней пришла Любовь, скрывая свою тень - Смерть.
Well might he find in her his perfect shrine.	В ней она могла бы обрести свой совершенный храм.
Since first the earth-being's heavenward growth began,	С тех пор, когда впервые земное существо предприняло попытку восхождения к небесам
Through all the long ordeal of the race,	Через все долгие, мучительные испытания расы,
Never a rarer creature bore his shaft,	Ее[15] стрелу еще ни разу не подхватывало более редкостное существо[16],
That burning test of the godhead in our parts,	Это пылающее испытание божественного в наших членах,
A lightning from the heights on our abyss.	Молния, брошенная с высот в нашу бездну.
All in her pointed to a nobler kind.	Все в ней указывало на более высокое происхождение.
Near to earth's wideness, intimate with heaven,	Близкий просторам земли и сокровенно породненный с небесами,
Exalted and swift her young large-visioned spirit	Восторженный и быстрокрылый, ее юный, одаренный широким видением, дух,
Voyaging through worlds of splendour and of calm	Летел через миры великолепия и покоя
Overflew the ways of Thought to unborn things.	Минуя дороги Мысли, к нерожденным вещам.
Ardent was her self-poised unstumbling will;	Пылкой была ее уравновешенная, не знающая преткновений воля;
Her mind, a sea of white sincerity,	Ее ум, подобный океану чистейшей искренности,
Passionate in flow, had not one turbid wave.	Страстный в своем течении, не нес в себе ни одной мутной волны.
As in a mystic and dynamic dance	Как в мистическом, неистовом танце
A priestess of immaculate ecstasies	Жрица безупречных восторгов,
Inspired and ruled from Truth's revealing vault	Летит на крыльях вдохновения, ведомая незримою рукой, Из под распахивающегося свода откровений Истины,
Moves in some prophet cavern of the gods,	В какой-то пророческой пещере богов,
A heart of silence in the hands of joy	Так сердце безмолвия в ладонях радости
Inhabited with rich creative beats	Наполняло глубокими, творящими ритмами
A body like a parable of dawn	Ее тело, подобное аллегории утренней зари,
That seemed a niche for veiled divinity	Казавшееся убежищем для завуалированной божественности
Or golden temple-door to things beyond.	И золотыми вратами храма к запредельным вещам.
Immortal rhythms swayed in her time-born steps;	Бессмертные ритмы качались в ее шагах, рожденных временем;
Her look, her smile awoke celestial sense	Ее взгляд, ее улыбка пробуждали космическое чувство
Even in earth-stuff, and their intense delight	Даже в грубой материи земли, а их неиссякаемый восторг
Poured a supernal beauty on men's lives.	Изливал божественную красоту на жизнь людей.
A wide self-giving was her native act;	Щедрая самоотдача была ее естественным действием;
A magnanimity as of sea or sky	Великодушие, подобное океану и небесам,
Enveloped with its greatness all that came	Обнимало своим величием все то, что приближалось к ней
And gave a sense as of a greatened world:	И одаряло ощущением более возвышенного мира;
Her kindly care was a sweet temperate sun,	Сладостью мягкого солнца была ее нежная забота,
Her high passion a blue heaven's equipoise.	А высокая страсть - лазурным равновесием небес.
As might a soul fly like a hunted bird,	Словно душа, что гонимой птицей летит
Escaping with tired wings from a world of storms,	На усталых крыльях, спасаясь из мира штормов,
And a quiet reach like a remembered breast,	И обретает, наконец, покой, как на вновь обретенной родной груди,
In a haven of safety and splendid soft repose	В небесах безопасности и блаженном, тихом отдыхе,
One could drink life back in streams of honey-fire,	Так можно было пить жизнь в потоках медового огня,
Recover the lost habit of happiness,	Восстанавливая потерянную привычку к счастью,
Feel her bright nature's glorious ambience,	Погружаясь в чудную атмосферу ее сияющей природы
And preen joy in her warmth and colour's rule.	И купаясь в радости ее тепла и царстве ее красок.
A deep of compassion, a hushed sanctuary,	Глубины сострадания, тихое прибежище,
Her inward help unbarred a gate in heaven;	Ее внутренняя помощь распахивала врата в небеса;
Love in her was wider than the universe,	Любовь в ней была шире, чем вселенная,
The whole world could take refuge in her single heart.	Весь мир мог бы обрести убежище в одном лишь ее сердце.
The great unsatisfied godhead here could dwell:	Великая, неудовлетворенная богиня[17] смогла бы здесь жить:
Vacant of the dwarf self's imprisoned air,	Свободный от тюремной атмосферы карликового я,
Her mood could harbour his sublimer breath	Дух Савитри мог дать приют Ее[18] возвышенному божественному дыханию,
Spiritual that can make all things divine.	Способному все вокруг обожествить.
For even her gulfs were secrecies of light.	Ибо даже ее бездны были тайными обителями света.
At once she was the stillness and the word,	В одно и то же время она была молчанием и словом,
A continent of self-diffusing peace,	Континентом свободно изливающегося покоя
An ocean of untrembling virgin fire;	И океаном неподвижного девственного огня;
The strength, the silence of the gods were hers.	В ней жили сила и безмолвие богов.
In her he found a vastness like his own,	Любовь нашла в ней свой собственный простор,
His high warm subtle ether he refound	Свою сердечную, тонкую, возвышенную атмосферу
And moved in her as in his natural home.	И поселилась в ней как в своем собственном доме.
In her he met his own eternity.	В ней она[19] встретила свою собственную вечность.

Till then no mournful line had barred this ray.	До сих пор ни одна скорбная морщинка не преграждала путь этому лучу.
On the frail breast of this precarious earth,	На хрупкой груди этой ненадежной земли,
Since her orbed sight in its breath-fastened house,	С тех самых пор, когда ее глаза открылись в этом живом, согретом дыханием, доме
Opening in sympathy with happier stars	В близком родстве с более счастливыми звездами,
Where life is not exposed to sorrowful change,	Где жизнь не ведает всех этих скорбных изменений,
Remembered beauty death-claimed lids ignore	Храня память о красоте, не знающей запретов, накладываемых смертью
And wondered at this world of fragile forms	И удивляясь миру этих хрупких, преходящих форм,
Carried on canvas-strips of shimmering Time,	Летящих на парусиновых полосах мерцающего Времени,
The impunity of unborn Mights was hers.	Она несла в себе абсолютную свободу нерожденных Могуществ.
Although she leaned to bear the human load,	Хотя она склонилась, чтобы принять на свои плечи человеческую ношу,
Her walk kept still the measures of the gods.	Все ж ее поступь еще хранила меру богов.
Earth's breath had failed to stain that brilliant glass:	Дыхание земли не могло затуманить это чистейшее стекло:
Unsmeared with the dust of our mortal atmosphere	Не тронутое пылью нашей смертной атмосферы,
It still reflected heaven's spiritual joy.	Оно все еще отражало духовную радость небес.
Almost they saw who lived within her light	И почти видели все те, кто жил в объятиях ее света,
Her playmate in the sempiternal spheres	Ее товарища по играм в вечных сферах,
Descended from its unattainable realms	Что низошел на землю из своих недоступных царств
In her attracting advent's luminous wake,	По сияющему следу ее пленительного явления,
The white-fire dragon-bird of endless bliss	Огненнобелый дракон бесконечного блаженства,
Drifting with burning wings above her days:	Пылая крыльями плыл над ее днями:
Heaven's tranquil shield guarded the missioned child.	Безмятежный покров небес хранил дитя, что было послано на землю свершить божественное предназначение.
A glowing orbit was her early term,	Дни детства пронеслись сверкающей орбитой
Years like gold raiment of the gods that pass;	И миновали годы, подобные золотым одеждам богов;
Her youth sat throned in calm felicity.	Ее юность взошла на трон в своем безмятежном блаженстве.
But joy cannot endure until the end:	Но радость здесь не может удержаться до конца:
There is a darkness in terrestrial things	Есть тьма в земных вещах,
That will not suffer long too glad a note.	Что не выносит слишком долго радостную ноту.
On her too closed the inescapable Hand:	И к ней приблизилась неизбежная Рука:
The armed Immortal bore the snare of Time.	Вооруженное Бессмертие попало в западню Времени.
One dealt with her who meets the burdened great.	С ней имел дело тот, кто противостоит наделенному миссией величию.
Assigner of the ordeal and the path	Кто назначает тяжкое испытание и путь,
Who chooses in this holocaust of the soul	Кто выбирает в этом всесожжении души
Death, fall and sorrow as the spirit's goads,	Падение, страдание и смерть как стимулы для духа,
The dubious godhead with his torch of pain	Не внушающее доверия божество, своим факелом боли
Lit up the chasm of the unfinished world	Осветило бездонную пучину незаконченного мира
And called her to fill with her vast self the abyss.	И призвало ее[20] заполнить эту бездну своим безграничным духом.
August and pitiless in his calm outlook,	Великий и безжалостный в своем спокойном видении,
Heightening the Eternal's dreadful strategy,	Пуская в ход ужасную стратегию Вечного,
He measured the difficulty with the might	Он сопоставил эту трудность с ее могуществом
And dug more deep the gulf that all must cross.	И выкопал бездну соразмерной глубины, которую каждый должен пересечь[21].
Assailing her divinest elements,	Атакуя ее самые божественные части,
He made her heart kin to the striving human heart	Он сделал ее сердце подобным борющемуся человеческому сердцу
And forced her strength to its appointed road.	И направил ее силу на предначертанную ей дорогу.
For this she had accepted mortal breath;	Ибо ради этого она приняла смертное рожденье;
To wrestle with the Shadow she had come	Сразиться с Тенью она пришла
And must confront the riddle of man's birth	И встретиться лицом к лицу с загадкой рождения человека
And life's brief struggle in dumb Matter's night.	В краткой битве жизни в немой ночи Материи.
Whether to bear with Ignorance and death	Смириться с Неведением и смертью
Or hew the ways of Immortality,	Иль прорубить пути к Бессмертию,
To win or lose the godlike game for man,	Победить или проиграть в этой божественной игре за человека, -
Was her soul's issue thrown with Destiny's dice.	Такова была дилемма ее души, брошенный ей Судьбою жребий.
But not to submit and suffer was she born;	Но родилась она не для того, чтобы покоряться и страдать;
To lead, to deliver was her glorious part.	Вести, освобождать - вот было в чем ее великое предназначение.
Here was no fabric of terrestrial make	Ее материя не была обычной земной материей,
Fit for a day's use by busy careless Powers.	Что равнодушными и суетными Силами предназначена для повседневного использования.
An image fluttering on the screen of Fate,	Какой-то образ, суетливо порхающий на экране Судьбы,
Half-animated for a passing show,	Наполовину прорисованный для продолжения представления,
Or a castaway on the ocean of Desire	Или, потерпевшее кораблекрушение в океане Желания,
Flung to the eddies in a ruthless sport	Брошенное в водоворот безжалостной игры,
And tossed along the gulfs of Circumstance,	И мечущееся в волнах прибоев Обстоятельств,
A creature born to bend beneath the yoke,	Существо, что было рождено согнуться под ярмом,
A chattel and a plaything of Time's lords,	Жалкий раб, игрушка богов Времени,
Or one more pawn who comes destined to be pushed	Или еще одна пешка, которой суждено быть передвинутой
One slow move forward on a measureless board	Лишь на один неторопливый ход вперед на бесконечной, шахматной доске
In the chess-play of the earth-soul with Doom,-	В этой игре земной души с Судьбою, -
Such is the human figure drawn by Time.	Вот образ человека, который живописует Время.
A conscious frame was here, a self-born Force.	Но здесь было сознательное существо, саморожденная Сила.
In this enigma of the dusk of God,	В этой загадке непостижимых сумерек Бога,
This slow and strange uneasy compromise	В каком-то затянувшемся и странном тяжелом компромиссе
Of limiting Nature with a limitless Soul,	Ограниченной Природы с безграничною Душой,
Where all must move between an ordered Chance	Где каждой вещи суждено идти меж упорядоченным Случаем
And an uncaring blind Necessity,	И равнодушною, слепой Необходимостью,
Too high the fire spiritual dare not blaze.	Не смеет слишком сильно разгораться огонь духовный.
If once it met the intense original Flame,	Но если однажды она[22] встретит мощь изначального Огня,
An answering touch might shatter all measures made	Его ответное прикосновение сумеет потрясти все установленные меры,
And earth sink down with the weight of the Infinite.	Земля прогнется под весом Бесконечного.
A gaol is this immense material world:	Этот огромный материальный мир – тюрьма:
Across each road stands armed a stone-eyed Law,	На каждой дороге стоит вооруженный каменноглазый Закон,
At every gate the huge dim sentinels pace.	У каждых врат огромные, смутно виднеющиеся, часовые печатают шаг.
A grey tribunal of the Ignorance,	Серый трибунал Неведения,
An Inquisition of the priests of Night	Инквизиция жрецов Ночи
In judgment sit on the adventurer soul,	Вершат судилище над странствующей душой,
And the dual tables and the Karmic norm	Двойные скрижали[23] и Кармический закон
Restrain the Titan in us and the God:	В нас сдерживают Бога и Титана:
Pain with its lash, joy with its silver bribe	Боль со своею плетью, и радость со своею взяткой серебром
Guard the Wheel's circling immobility.	Стоят на страже Колеса вращающейся неподвижности.
A bond is put on the high-climbing mind,	Оковы наложены на устремленный ввысь ум,
A seal on the too large wide-open heart;	Тяжелые печати лежат на слишком большом, широко открытом сердце;
Death stays the journeying discoverer, Life.	Смерть повсюду подстерегает исследователя-путешественника, Жизнь.
Thus is the throne of the Inconscient safe	Так, в безопасности, пребывает трон Несознательного,
While the tardy coilings of the aeons pass	Пока неспешно раскручиваются витки эпох
And the Animal browses in the sacred fence	Животное все так же пасется в своем священном загоне
And the gold Hawk can cross the skies no more.	И золотой Ястреб больше не может взвиться в небеса.
But one stood up and lit the limitless flame.	Но вот один встал и зажег безграничное пламя.
Arraigned by the dark Power that hates all bliss	Обвиняемая какой-то темной Силой, что ненавидит всякое блаженство,
In the dire court where life must pay for joy,	На этом ужасном судилище, где, приговоренная механическим судьей,
Sentenced by the mechanic justicer	Жизнь вынуждена платить за радость
To the afflicting penalty of man's hopes,	Горький штраф человеческих надежд,
Her head she bowed not to the stark decree	Она не опустила головы перед суровым приговором,
Baring her helpless heart to destiny's stroke.	Обнажая удару рока свое беспомощное сердце.
So bows and must the mind-born will in man	Так склоняется, и склоняться должна рожденная умом воля в человеке,
Obedient to the statutes fixed of old,	Покоряясь застывшим древним идолам,
Admitting without appeal the nether gods.	Признавая безропотно власть низших богов.
In her the superhuman cast its seed.	Но в ней сверхчеловек посеял свое семя.
Inapt to fold its mighty wings of dream	Не желая сложить могучие крылья своей мечты,
Her spirit refused to hug the common soil,	Ее дух отказывался смириться с обыденностью,
Or, finding all life's golden meanings robbed,	Или, обнаружив, что похищен золотой смысл жизни,
Compound with earth, struck from the starry list,	С землей смешаться и вычеркнуть себя из звездных списков,
Or quench with black despair the God-given light.	Или черным отчаянием гасить даруемый Богом свет.
Accustomed to the eternal and the true,	Привыкшее к вечному и истинному,
Her being conscious of its divine founts	Ее существо, осознающее свои божественные источники,
Asked not from mortal frailty pain's relief,	Не молило, - из-за слабости, присущей смертным, - облегчения от боли
Patched not with failure bargain or compromise.	И не пыталось избежать риска поражения через сделку или компромисс.
A work she had to do, a word to speak:	Работу ей предстояло совершить, слово молвить:
Writing the unfinished story of her soul	Записывая неоконченную историю своей души
In thoughts and actions graved in Nature's book,	В книге Природы, где все наши дела и мысли запечатлены,
She accepted not to close the luminous page,	Она не согласилась закрыть сияющую страницу
Cancel her commerce with eternity,	И отменить свой договор с вечностью,
Or set a signature of weak assent	Или поставить подпись неохотного согласия
To the brute balance of the world's exchange.	Под грубым балансом мирового взаимообмена.
A force in her that toiled since earth was made,	Сила в ней, работающая с тех пор, когда земля была сотворена, (с момента сотворения земли)
Accomplishing in life the great world-plan,	Осуществляя великий мировой план в жизни,
Pursuing after death immortal aims,	И даже после смерти преследуя бессмертные цели,
Repugned to admit frustration's barren role,	Отказывалась согласиться с бесплодной ролью поражения,
Forfeit the meaning of her birth in Time,	Или, жертвуя смыслом своего рождения во Времени,
Obey the government of the casual fact	Подчиниться диктату случайного факта
Or yield her high destiny up to passing Chance.	Иль отдать свою высокую судьбу в руки пролетающему Случаю.
In her own self she found her high recourse;	В себе самой она нашла свое высокое убежище;
She matched with the iron law her sovereign right:	Против железного закона она выдвинула свое высокое право:
Her single will opposed the cosmic rule.	Свою одинокую волю противопоставила космическому закону.
To stay the wheels of Doom this greatness rose.	Остановить колеса Гибельного Рока поднялось это величие.
At the Unseen's knock upon her hidden gates	От стука Незримого в тайные врата
Her strength made greater by the lightning's touch	Ее сила возросла, как от прикосновения молнии,
Awoke from slumber in her heart's recess.	Пробудившись ото сна в глубинах ее сердца.
It bore the stroke of That which kills and saves.	Она вынесла удар Того, кто убивает и спасает.
Across the awful march no eye can see,	Встав на пути чудовищного незримого движения,
Barring its dreadful route no will can change,	Преградив путь ужасному качению, не подвластному ничьей воле,
She faced the engines of the universe;	Она столкнулась с движителями вселенной;
A heart stood in the way of the driving wheels:	Сердце встало на пути у несущихся колес:
Its giant workings paused in front of a mind,	Гигантские вращения застыли перед ее умом,
Its stark conventions met the flame of a soul.	Железные законы столкнулись с пламенем души.
A magic leverage suddenly is caught	Вдруг найден был магический рычаг,
That moves the veiled Ineffable's timeless will:	Приводящий в движение скрытую, пребывающую вне времени, волю Невыразимого:
A prayer, a master act, a king idea	Молитва, героическое действие, великая идея
Can link man's strength to a transcendent Force.	Способны соединить силу человека с трансцендентной Силой.
Then miracle is made the common rule,	Тогда чудо становиться обычным делом.
One mighty deed can change the course of things;	Одно могущественное действие способно изменить весь ход вещей;
A lonely thought becomes omnipotent.	Единственная мысль становится всемогущей.
All now seems Nature's massed machinery;	Все сейчас кажется тяжелой машинерией Природы,
An endless servitude to material rule	Каким-то бесконечным рабством под владычеством материи,
And long determination's rigid chain,	Длинной, жесткой цепью предопределения,
Her firm and changeless habits aping Law,	Ее устойчивыми, неизменными привычками, искусно имитирующими Закон,
Her empire of unconscious deft device	Ее империей изощренного, несознательного механизма,
Annul the claim of man's free human will.	Что отменяет право свободной воли человека.
He too is a machine amid machines;	И человек здесь тоже лишь машина среди машин;
A piston brain pumps out the shapes of thought,	Мозг-поршень вырабатывает формы мыслей,
A beating heart cuts out emotion's modes;	Бьющееся сердце задает режимы настроений;
An insentient energy fabricates a soul.	Бессознательная энергия формирует душу.
Or the figure of the world reveals the signs	Или облик мира раскрывает действие
Of a tied Chance repeating her old steps	Какого-то связанного Случая, что повторяет свои прежние шаги,
In circles around Matter's binding-posts.	Двигаясь кругами, прикованный к столбам Материи.
A random series of inept events	Случайный ряд бессмысленных событий,
To which reason lends illusive sense, is here,	Которым рассудок придает иллюзорный смысл, - вот что здесь есть,
Or the empiric Life's instinctive search,	Или эмпирический, инстинктивный поиск Жизни,
Or a vast ignorant mind's colossal work.	Или колоссальная работа огромного, пребывающего в неведении, ума.
But wisdom comes, and vision grows within:	Но входит мудрость и видение растет внутри:
Then Nature's instrument crowns himself her king;	Царем Природы себя венчает инструмент Природы;
He feels his witnessing self and conscious power;	Он ощущает свидетеля в себе, сознательную силу;
His soul steps back and sees the Light supreme.	Его душа уходит вглубь[24] и видит божественный Свет.
A Godhead stands behind the brute machine.	Бог скрывается позади этого грубого механизма.
This truth broke in in a triumph of fire;	Эта истина возгорелась теперь в триумфе огня;
A victory was won for God in man,	Победа была завоевана для Бога в человеке,
The deity revealed its hidden face.	Свой скрытый лик раскрыло божество.
The great World-Mother now in her arose:	В ней поднялась теперь Великая Мать Мира:
A living choice reversed fate's cold dead turn,	Живой выбор души отменил холодный, мертвый приговор судьбы
Affirmed the spirit's tread on Circumstance,	И утверждая над Обстоятельством власть духа,
Pressed back the senseless dire revolving Wheel	Он оттеснил бесчувственное, ужасное вращенье Колес
And stopped the mute march of Necessity.	И остановил безмолвный марш Необходимости.
A flaming warrior from the eternal peaks	Какой-то огненный воин с вечных вершин,
Empowered to force the door denied and closed	Что наделен был силой открыть, неподдающуюся, запертую дверь,
Smote from Death's visage its dumb absolute	Сорвал с обличья Смерти ее безмолвный абсолют
And burst the bounds of consciousness and Time.	И разорвал границы сознания и Времени.

End of Canto Two	Конец Канто 2

Canto Three	Песнь третья

The Yoga of the King:	Йога Царя:

The Yoga of the Soul's Release	Йога Освобождения Души

A world's desire compelled her mortal birth.	Мольба мира вызвала ее[25] смертное рождение.
One in the front of the immemorial quest,	Тот кто, всегда был впереди[26] этого извечно длящего поиска
Protagonist of the mysterious play	Главный герой мистической игры,
In which the Unknown pursues himself through forms	Где Неизвестное преследует себя в формах
And limits his eternity by the hours	И ограничивает свою вечность часами,
And the blind Void struggles to live and see,	А слепая Пустота борется за то, чтоб жить и видеть,
A thinker and toiler in the ideal's air,	Мыслитель и труженик в сферах идеала
Brought down to earth's dumb need her radiant power.	Привнес в безмолвную нужду земли ее сияющую силу.
His was a spirit that stooped from larger spheres	Это был дух, что снизошел из более просторных сфер
Into our province of ephemeral sight,	В наше пространство эфемерных видимостей,
A colonist from immortality.	Как колонист, прибывший сюда из Бессмертия.
A pointing beam on earth's uncertain roads,	Указующий луч на сумеречных путях земли,
His birth held up a symbol and a sign;	Его рождении несло в себе знамение и символ;
His human self like a translucent cloak	Человеческое в нем было подобно полупрозрачному покрову,
Covered the All-Wise who leads the unseeing world.	Скрывающему Все-Мудрость, что ведет к цели этот невидящий мир.
Affiliated to cosmic Space and Time	Сродни космическому Пространству и Времени,
And paying here God's debt to earth and man	Оплачивая здесь долг Бога земле и человеку
A greater sonship was his divine right.	Он нес в себе божественное право этого великого родства.
Although consenting to mortal ignorance,	Его знание, хотя и согласилось на смертное неведение,
His knowledge shared the Light ineffable.	Все же несло в себе невыразимый Свет.
A strength of the original Permanence	Сила изначальной Неизменности
Entangled in the moment and its flow,	Вплелась в мгновение и поток времени,
He kept the vision of the Vasts behind:	Он хранил в себе видение трансцендентных Просторов:
A power was in him from the Unknowable.	В нем жило могущество от Непознаваемого.
An archivist of the symbols of the Beyond,	Архивариус символов Запредельного,
A treasurer of superhuman dreams,	Хранитель сокровищницы сверхчеловеческих грез,
He bore the stamp of mighty memories	Он нес на себе печать могущественных воспоминаний
And shed their grandiose ray on human life.	И изливал их грандиозный свет на человеческую жизнь.
His days were a long growth to the Supreme.	Его дни были долгим восхождением к Божественному.
A skyward being nourishing its roots	Устремленное в небеса существо, чьи корни питались
On sustenance from occult spiritual founts	Содержимым оккультных, духовных источников, 23
Climbed through white rays to meet an unseen Sun.	Восходило сквозь белые лучи навстречу невидимому Солнцу.
His soul lived as eternity's delegate,	Его душа жила посланцем вечности,
His mind was like a fire assailing heaven,	Его ум был подобен огню, штурмующему небеса,
His will a hunter in the trails of light.	А его воля - охотнику, идущему по следам света.
An ocean impulse lifted every breath;	Океаническою мощью вздымалось каждое его дыхание;
Each action left the footprints of a god,	На каждом действии были заметны следы бога,
Each moment was a beat of puissant wings.	Каждое мгновение было взмахом могущественных крыльев.
The little plot of our mortality	Наш малый смертный круг
Touched by this tenant from the heights became	От прикосновения этого жителя высот
A playground of the living Infinite.	Превратился в площадку для игр Бесконечности.
This bodily appearance is not all;	Это телесное обличие еще не все;
The form deceives, the person is a mask;	Форма обманчива, а личность - это маска;
Hid deep in man celestial powers can dwell.	Скрытые глубоко внутри, в человеке могут жить божественные силы.
His fragile ship conveys through the sea of years	Его хрупкое суденышко несло чрез океаны лет,
An incognito of the Imperishable.	Инкогнито Нетленного.
A spirit that is a flame of God abides,	Дух - это Божественное пламя,
A fiery portion of the Wonderful,	Огненная частица Чудесного,
Artist of his own beauty and delight,	Творец своей красоты и своего собственного восторга,
Immortal in our mortal poverty.	Бессмертный, живет в нашей смертной малости.
This sculptor of the forms of the Infinite,	Этот скульптор форм Бесконечного,
This screened unrecognised Inhabitant,	Этот неузнанный, скрытый Житель,
Initiate of his own veiled mysteries,	Посвященный своих тайных мистерий,
Hides in a small dumb seed his cosmic thought.	Скрывает в малом, бессловесном семени свою космическую мысль.
In the mute strength of the occult Idea	В безмолвной силе оккультной Идеи,
Determining predestined shape and act,	Определяющей для нас действие и форму,
Passenger from life to life, from scale to scale,	Пассажиром, что следует из жизни в жизнь, восходя со ступени на ступень,
Changing his imaged self from form to form,	Меняя свои воображаемые я от формы к форме,
He regards the icon growing by his gaze	Он[27] вглядывается в образ, что растет под его взором
And in the worm foresees the coming god.	И прозревает в черве явленье бога.
At last the traveller in the paths of Time	Но вот, путешественник на путях Времени,
Arrives on the frontiers of eternity.	Достигает границ вечности.
In the transient symbol of humanity draped,	Облаченный в этот символ мимолетной человечности,
He feels his substance of undying self	Он чувствует субстанцию своего неумирающего я
And loses his kinship to mortality.	И разрывает свое родство со смертностью.
A beam of the Eternal smites his heart,	Луч Вечного пронзает его сердце,
His thought stretches into infinitude;	Его мысль объемлет бесконечность; 24
All in him turns to spirit vastnesses.	Все в нем поварачивается к духовным беспредельностям.
His soul breaks out to join the Oversoul,	Его душа вырывается на свободу, чтобы слиться со Сверхдушой.
His life is oceaned by that superlife.	Его жизнь затапливает океан сверхжизни.
He has drunk from the breasts of the Mother of the worlds;	Он пьет из грудей Матери миров;
A topless Supernature fills his frame:	Не знающая пределов своим высотам Сверхприрода, наполняет его:
She adopts his spirit's everlasting ground	Она делает бессмертную основу его духа
As the security of her changing world	Залогом безопасности своего изменчивого мира
And shapes the figure of her unborn mights.	И придает форму своим еще нерожденным могуществам.
Immortally she conceives herself in him,	Бессмертно она постигает себя в нем,
In the creature the unveiled Creatrix works:	В этом существе работает разоблаченная Художница:
Her face is seen through his face, her eyes through his eyes;	Ее лик проглядывает сквозь его лицо, его глаза лучатся ее взором;
Her being is his through a vast identity.	Ее бытие стало его бытием в каком-то широком отождествлении.
Then is revealed in man the overt Divine.	Тогда в человеке проявляет себя раскрывшее Божественное.
A static Oneness and dynamic Power	Неподвижное Единство и действующее Могущество
Descend in him, the integral Godhead's seals;	Нисходят в него, как знаки цельного Божественного;
His soul and body take that splendid stamp.	Его душа и тело принимают на себя печать этого великолепия.
A long dim preparation is man's life,	Жизнь человека – это незаметное и долгое приготовление,
A circle of toil and hope and war and peace	В кругу надежды и труда, войны и мира,
Tracked out by Life on Matter's obscure ground.	Что чертит Жизнь на темном основании Материи.
In his climb to a peak no feet have ever trod,	В своем подъеме на вершину, куда не ступала еще ничья нога,
He seeks through a penumbra shot with flame	Он ищет сквозь полутень, отбрасываемую пламенем,
A veiled reality half-known, ever missed,	Завуалированную, полуизвестную и вечно ускользающую реальность,
A search for something or someone never found,	Поиск чего-то иль кого-то, что никогда еще не было найдено,
Cult of an ideal never made real here,	Культ идеала, который никогда еще не стал реальным здесь,
An endless spiral of ascent and fall	На бесконечной спирали восхождений и падений,
Until at last is reached the giant point	Пока, в конце концов, он не достигает гигантской точки,
Through which his Glory shines for whom we were made	Сияющую Великолепием Того, ради кого мы все были сотворены,
And we break into the infinity of God.	И мы врываемся в бесконечность Бога.
Across our nature's border line we escape	Преодолев пограничную линию нашей природы, мы убегаем
Into Supernature's arc of living light.	Под небосвод живого света Сверхприроды.
This now was witnessed in that son of Force;	Вот что теперь было заметно в этом сыне Силы;
In him that high transition laid its base.	Этот высокий переход заложил в нем свое основание.
Original and supernal Immanence	То изначальное, божественное Имманентное,
Of which all Nature's process is the art,	Для которого процесс развития всей Природы - это искусство,
The cosmic Worker set his secret hand	Космический Работник приложил свою тайную руку,
To turn this frail mud-engine to heaven-use.	Чтобы сделать этот хрупкий грязный механизм пригодным для божественного использования. 25
A Presence wrought behind the ambiguous screen:	Присутствие трудилось позади обманчивого покрова:
It beat his soil to bear a Titan's weight,	Оно взбивало его плоть, чтобы та была способна вынести вес Титана
Refining half-hewn blocks of natural strength	И обрабатывая полуобтесанные блоки природной силы,
It built his soul into a statued god.	Преобразило его душу в изваянье Бога.
The Craftsman of the magic stuff of self	Мастер, что сделал своим волшебным материалом самого себя,
Who labours at his high and difficult plan	Трудился над своим высоким, трудным планом
In the wide workshop of the wonderful world,	В просторной мастерской этого чудесного мира,
Modelled in inward Time his rhythmic parts.	В каком-то внутреннем Времени формируя его[28] ритмические части.
Then came the abrupt transcendent miracle:	Затем произошло внезапное, трансцендентное чудо:
The masked immaculate Grandeur could outline, At travail in the occult womb of life,	Скрывающееся за маской, безупречное Великолепие, Трудясь в оккультном чреве жизни,
	Смогло наметить контуры той красоты вещей,
His dreamed magnificence of things to be.	Что являлись ему лишь в грезах.
A crown of the architecture of the worlds,	Венец архитектуры миров,
A mystery of married Earth and Heaven	Мистерия брачного союза Земли и Неба,
Annexed divinity to the mortal scheme.	Соединили Божественное со смертным планом.
A Seer was born, a shining Guest of Time.	Был рожден пророк, сияющий Гость Времени.
For him mind's limiting firmament ceased above.	Над ним не существовало более твердыни ограничивающего ума.
In the griffin forefront of the Night and Day	И на фасаде, с обличьем грифона, Дня и Ночи
A gap was rent in the all-concealing vault;	Было пробито отверстие в склеп, который скрывает все;
The conscious ends of being went rolling back:	Были отброшены сознательные ограничения существа:
The landmarks of the little person fell,	Пали межевые знаки этой малой личности,
The island ego joined its continent.	Островок эго соединился со своим материком.
Overpassed was this world of rigid limiting forms:	Был превзойден этот мир ограниченных, жестких форм:
Life's barriers opened into the Unknown.	Барьеры Жизни распахнулись в Неведомое.
Abolished were conception's covenants	Было уничтожено соглашение концепций,
And, striking off subjection's rigorous clause,	Стерто подчинение строгому закону,
Annulled the soul's treaty with Nature's nescience.	Аннулирован договор души с неведеньем Природы.
All the grey inhibitions were torn off	Были отброшены все серые запреты,
And broken the intellect's hard and lustrous lid;	Сломана блестящая, твердая крышка интеллекта;
Truth unpartitioned found immense sky-room;	Неразделимая Истина нашла свое безбрежное небесное пространство;
An empyrean vision saw and knew;	Божественное око видело и знало;
The bounded mind became a boundless light,	Ограниченный ум стал безграничным светом,
The finite self mated with infinity.	Конечное «я» соединилось с бесконечностью.
His march now soared into an eagle's flight.	Его продвижение стало подобно теперь орлиному полету.
Out of apprenticeship to Ignorance	Из подмастерья Неведенья
Wisdom upraised him to her master craft	Мудрость возвысила его до своего братства мастеров
And made him an archmason of the soul,	И сделала скульптором души,
A builder of the Immortal's secret house,	Строителем тайного дома Бессмертного,
An aspirant to supernal Timelessness:	Соискателем божественного Вневременья:
Freedom and empire called to him from on high;	Свобода и верховная власть взывали к нему свыше;
Above mind's twilight and life's star-led night	Над сумерками ума и ночи жизни, ведомой путями звезд,
There gleamed the dawn of a spiritual day.	Вдруг неожиданно забрезжил рассвет духовного дня.

As so he grew into his larger self,	По мере того, как он врастал в свое более широкое «я»,
Humanity framed his movements less and less;	Человеческое все менее и менее ограничивало его движения;
A greater being saw a greater world.	Более великое существо увидело более великий мир.
A fearless will for knowledge dared to erase	Бесстрашная воля, жаждущая знания, посмела стереть
The lines of safety Reason draws that bar	Границы безопасности, которые рисует нам Рассудок, преграждая путь
Mind's soar, soul's dive into the Infinite.	Свободному парению Ума и препятствуя погружению души в Бесконечное.
Even his first steps broke our small earth-bounds	Даже его первые шаги разрушили наши узкие земные границы
And loitered in a vaster freer air.	И превратились в парение в широкой и свободной атмосфере.
In hands sustained by a transfiguring Might	В руки, поддержанные преобразующим Могуществом,
He caught up lightly like a giant's bow	Он подхватил легко гигантский лук,
Left slumbering in a sealed and secret cave	Оставленный дремать без дела в потаенной, запечатанной пещере,
The powers that sleep unused in man within.	Силы, дремлющие без применения у человека внутри.
He made of miracle a normal act	Он сделал чудеса обычным делом
And turned to a common part of divine works,	И превратил их в обычную часть божественной работы,
Magnificently natural at this height,	Величественно естественные на этой высоте,
Efforts that would shatter the strength of mortal hearts,	Усилия, способные сокрушить силу смертных сердец,
Pursued in a royalty of mighty ease	Преследовали в царственном величии могущественной непринужденности,
Aims too sublime for Nature's daily will:	Цели, слишком высокие для обычных путей Природы:
The gifts of the spirit crowding came to him;	Дары духа толпою шли к нему;
They were his life's pattern and his privilege.	Они стали образом его жизни и его привилегией.
A pure perception lent its lucent joy:	Чистое восприятие дарило ему свою сияющую радость:
Its intimate vision waited not to think;	Его сокровенному видению не нужно было размышление;
It enveloped all Nature in a single glance,	Единым взглядом оно охватывало всю Природу
It looked into the very self of things;	И постигало суть вещей;
Deceived no more by form he saw the soul.	Его не обманывала больше форма, он видел душу.
In beings it knew what lurked to them unknown;	В людях оно[29] осознавало то, что им самим о себе было не ведомо;
It seized the idea in mind, the wish in the heart;	Оно ловило идею в уме, желанье в сердце;
It plucked out from grey folds of secrecy	Из серых потаенных уголков вытаскивало
The motives which from their own sight men hide.	Побужденья, что были скрыты от их собственного взора.
He felt the beating life in other men	Он чувствовал биенье жизни в других людях,
Invade him with their happiness and their grief;	Вторгающиеся в него с их радостью и горем;
Their love, their anger, their unspoken hopes	Любовь и гнев, их невысказанные надежды
Entered in currents or in pouring waves	Входили потоками, или вливались волнами
Into the immobile ocean of his calm.	В незыблемый океан его покоя.
He heard the inspired sound of his own thoughts	Он слышал отзвук, вдохновленный его же собственною мыслью,
Re-echoed in the vault of other minds;	Что отзывалась эхом в склепе их умов;
The world's thought-streams travelled into his ken;	Мировые потоки мыслей шли к нему;
His inner self grew near to others' selves	Его внутреннее «я» стало сокровенно близко другим «я»
And bore a kinship's weight, a common tie,	И вынесло тяжесть этого родства и общих уз,
Yet stood untouched, king of itself, alone.	Но все же оставалось незатронутым и одиноким властелином самого себя.
A magical accord quickened and attuned	Магический аккорд убыстрил и настроил
To ethereal symphonies the old earthy strings;	Для божественных симфоний старые земные струны;
It raised the servitors of mind and life	Он разбудил слуг жизни и ума и сделал их
To be happy partners in the soul's response,	Счастливыми партнерами в этом отклике души,
Tissue and nerve were turned to sensitive chords,	Ткани и нервы превратились в чувствительные струны,
Records of lustre and ecstasy; it made	И стали музыкой сиянья и экстаза; он сделал
The body's means the spirit's acolytes.	Средства тела помощниками духа.
A heavenlier function with a finer mode	Эта божественная деятельность тонко
Lit with its grace man's outward earthliness;	Озарила своею милостью внешнюю земную форму человека;
The soul's experience of its deeper sheaths	Переживание более глубоких оболочек стало доступно восприятию души,
No more slept drugged by Matter's dominance.	Не одурманенной более сном под владычеством Материи.
In the dead wall closing us from wider self,	В глухой стене, что отрезает нас от нашего безграничного «я»,
Into a secrecy of apparent sleep,	В таинстве кажущегося сна,
The mystic tract beyond our waking thoughts,	Мистическом пространстве, лежащем за гранью наших повседневных мыслей,
A door parted, built in by Matter's force,	Приоткрылась дверь, встроенная силой Материи,
Releasing things unseized by earthly sense:	Освобождая вещи, не доступные земному чувству:
A world unseen, unknown by outward mind	Невидимый мир, неведомый внешнему уму
Appeared in the silent spaces of the soul.	Возник в безмолвных пространствах души.
He sat in secret chambers looking out	Он очутился в таинственных палатах, всматриваясь
Into the luminous countries of the unborn	В сияющие страны нерожденного,
Where all things dreamed by the mind are seen and true	Где зримо и истинно все то, что воображает ум,
And all that the life longs for is drawn close.	Приблизилось все то, к чему так страстно стремится жизнь.
He saw the Perfect in their starry homes	Он видел Совершенных Существ в их звездных обителях,
Wearing the glory of a deathless form,	Несущих великолепие бессмертной формы,
Lain in the arms of the Eternal's peace,	Возлежащих на руках Бессмертного покоя, 28
Rapt in the heart-beats of God-ecstasy.	Погруженных в восторг сердцебиений Божественного экстаза.
He lived in the mystic space where thought is born	Он жил в мистическом пространстве, где возникает мысль
And will is nursed by an ethereal Power	И эфирная Сила лелеет волю,
And fed on the white milk of the Eternal's strengths	Вскармливая ее белым молоком могуществ Вечности,
Till it grows into the likeness of a god.	Пока она не станет богоподобною.
In the Witness's occult rooms with mind-built walls	В оккультных палатах безмолвного Свидетеля со стенами, возведенными умом,
On hidden interiors, lurking passages	Скрывающими невидимые интерьеры, таинственные переходы,
Opened the windows of the inner sight.	Открылись окна внутреннего виденья.
He owned the house of undivided Time.	Он вошел в обитель неразделенного Времени.
Lifting the heavy curtain of the flesh	Подняв тяжелую завесу плоти,
He stood upon a threshold serpent-watched,	Он оказался на пороге, который стережет змий
And peered into gleaming endless corridors,	И заглянул в сияющие, бесконечные коридоры,
Silent and listening in the silent heart	Безмолвный и внемлющий в безмолвном сердце
For the coming of the new and the unknown.	Прихода нового и неизвестного.
He gazed across the empty stillnesses	Он вглядывался в пустую тишину
And heard the footsteps of the undreamed Idea	И слышал шаги невообразимой Идеи
In the far avenues of the Beyond.	На дальних дорогах Запредельного.
He heard the secret Voice, the Word that knows,	Он слышал тайный Голос, всеведующее Слово,
And saw the secret face that is our own.	И видел наш собственный тайный лик.
The inner planes uncovered their crystal doors;	Внутренние планы распахнули свои хрустальные двери;
Strange powers and influences touched his life.	Чудесные силы и влияния коснулись его жизни.
A vision came of higher realms than ours,	Пришло видение более высоких, чем наше, царств
A consciousness of brighter fields and skies,	И осознание более ярких небес и сфер,
Of beings less circumscribed than brief-lived men	Существ, что менее обусловлены, чем кратко живущий человек
And subtler bodies than these passing frames,	И более тонких тел, чем эти преходящие формы,
Objects too fine for our material grasp,	Вещей, что слишком изысканно прекрасны для нашего материального восприятия,
Acts vibrant with a superhuman light	Действий, вибрирующих сверхчеловеческим светом,
And movements pushed by a superconscient force,	Движений, направляемых силой сверхсознания,
And joys that never flowed through mortal limbs,	И восторгов, что никогда еще не наполняли смертные члены,
And lovelier scenes than earth's and happier lives.	И более прекрасных, чем земные, сцен и более счастливых жизней.
A consciousness of beauty and of bliss,	Сознанье красоты и блаженства,
A knowledge which became what it perceived,	Знание, которое становиться тем, что оно постигает,
Replaced the separated sense and heart	Заняло место отделенного чувства и сердца
And drew all Nature into its embrace.	И заключило всю Природу в свои объятия.
The mind leaned out to meet the hidden worlds:	Ум расширил свой взор, чтобы встретиться со скрытыми мирами:
Air glowed and teemed with marvellous shapes and hues,	Воздух пылал и был наполнен чудесными формами и переливами цветов,
In the nostrils quivered celestial fragrances,	В ноздрях трепетали божественные ароматы,
On the tongue lingered the honey of paradise.	На языке таял медовый вкус эдема.
A channel of universal harmony,	Каналом универсальной гармонии,
Hearing was a stream of magic audience,	Стал слух, потоком волшебных голосов
A bed for occult sounds earth cannot hear.	И ложем для оккультных звуков, которые земля не может вынести.
Out of a covert tract of slumber self	Из тайного пространства дремлющего «я»
The voice came of a truth submerged, unknown	Донесся голос скрытой, неведомой истины,
That flows beneath the cosmic surfaces,	Что течет ниже космических поверхностных видимостей,
Only mid an omniscient silence heard,	И слышен лишь среди всеведущего безмолвия,
Held by intuitive heart and secret sense.	Поддержанного тайным чувством и интуитивным сердцем.
It caught the burden of secrecies sealed and dumb,	Он[30] подхватил бремя невыразимых, сокровенных тайн
It voiced the unfulfilled demand of earth	И провозгласил неисполненное требование земли,
And the song of promise of unrealised heavens	И воспел гимн обещания еще невоплотившихся небес
And all that hides in an omnipotent Sleep.	И всего того, что скрыто во всемогущем Сне.
In the unceasing drama carried by Time	В этой непрекращающейся драме, влекомой Временем,
On its long listening flood that bears the world's	В его долгом внимающем потоке, несущем неразрешимое
Insoluble doubt on a pilgrimage without goal,	Сомнение мира в этом путешествии без цели,
A laughter of sleepless pleasure foamed and spumed	Пенился и искрился смех незасыпающего наслаждения
And murmurings of desire that cannot die:	И шепот желания, которое не может умереть:
A cry came of the world's delight to be,	Крик донеся мирового восторга существования,
The grandeur and greatness of its will to live,	Великолепия и величия его воли к жизни,
Recall of the soul's adventure into space,	Напоминая о приключении души в пространстве,
A traveller through the magic centuries	Странствующей через волшебные века
And being's labour in Matter's universe,	И труде существа в этой вселенной Материи,
Its search for the mystic meaning of its birth	Его поиске мистического смысла своего рождения
And joy of high spiritual response,	И радости высокого, духовного отклика,
Its throb of satisfaction and content	Его трепете удовлетворения и удовольствия
In all the sweetness of the gifts of life,	От всей сладости даров жизни,
Its large breath and pulse and thrill of hope and fear,	Его широком дыхании, биении сердца, волнений надежд и страхов,
Its taste of pangs and tears and ecstasy,	И вкусе страдания, слез, экстаза,
Its rapture's poignant beat of sudden bliss,	Его мучительном восторге внезапного блаженства,
The sob of its passion and unending pain.	Рыдании его страстей и непрекращающейся боли.
The murmur and whisper of the unheard sounds	Бормотание и шепот неслышных звуков,
Which crowd around our hearts but find no window	Что роятся толпой вокруг наших сердец, но не находят окон, чтобы войти
To enter, swelled into a canticle	Поднялись гимном всему тому,
Of all that suffers to be still unknown	Что мучается, еще невыраженное и неизвестное
And all that labours vainly to be born	Что трудиться напрасно, чтоб родиться
And all the sweetness none will ever taste	Всей этой сладости, которую еще никто не пережил
And all the beauty that will never be.	Всей этой красоте, еще не бывшей здесь.
Inaudible to our deaf mortal ears	И, недоступные уху смертного,
The wide world-rhythms wove their stupendous chant	Широкие мировые ритмы сплетали свою могучую симфонию,
To which life strives to fit our rhyme-beats here,	С которой жизнь стремится сонастроить наши ритмы здесь,
Melting our limits in the illimitable,	Расплавляя наши пределы в беспредельном,
Tuning the finite to infinity.	Согласуя конечное с бесконечным.
A low muttering rose from the subconscient caves,	Тихое бормотание донеслось из подсознательных пещер,
The stammer of the primal ignorance;	Невнятная речь первобытного неведения;
Answer to that inarticulate questioning,	В ответ на этот неясное вопрошание,
There stooped with lightning neck and thunder's wings	Туда слетел, подобно молнии, на крыльях грома,
A radiant hymn to the Inexpressible	Сияющий гимн Невыразимому,
And the anthem of the superconscient light.	Песнь сверхсознательного света.
All was revealed there none can here express;	Было раскрыто все то, что не никто здесь не может выразить;
Vision and dream were fables spoken by truth	Видение и греза были мифами, рассказанными истиной
Or symbols more veridical than fact,	Или символами, более правдивыми, чем факт,
Or were truths enforced by supernatural seals.	Или истинами, скрепленными божественными печатями.
Immortal eyes approached and looked in his,	Бессмертные глаза приблизились и заглянули в его глаза,
And beings of many kingdoms neared and spoke:	И существа из многих царств приблизились и заговорили:
The ever-living whom we name as dead	Те вечноживущие, кого мы называем мертвыми
Could leave their glory beyond death and birth	Смогли покинуть свое великолепие за гранью смерти и рождения,
To utter the wisdom which exceeds all phrase:	Чтобы промолвить слово мудрости, что выше любых фраз:
The kings of evil and the kings of good,	Там властелины зла и повелители добра,
Appellants at the reason's judgment seat,	Претенденты на судное место рассудка
Proclaimed the gospel of their opposites,	Провозглашали евангелие своих противоположностей
And all believed themselves spokesmen of God:	И каждый представлял себя посланцем Бога:
The gods of light and titans of the dark	Боги света и титаны тьмы
Battled for his soul as for a costly prize.	Вели сраженье за его душу как за бесценный дар.
In every hour loosed from the quiver of Time	В каждом часе, выхваченном из колчана Времени,
There rose a song of new discovery,	Там поднималась песня нового открытия,
A bow-twang's hum of young experiment.	Звенящим звуком тетивы нового эксперимента.
Each day was a spiritual romance,	Каждый день был духовным романом,
As if he was born into a bright new world;	Словно он родился в ярком, новом мире;
Adventure leaped an unexpected friend,	Приключение оборачивалось нежданным другом,
And danger brought a keen sweet tang of joy;	Опасность несла в себе острый и сладостный вкус радости;
Each happening was a deep experience.	Каждое событие было глубоким переживаньием.
There were high encounters, epic colloquies,	Там были высокие встречи, беседы, звучащие как эпос,
And counsels came couched in celestial speech,	Небесные советы произносили свои божественные речи
And honeyed pleadings breathed from occult lips	И прения медом стекали с оккультных губ,
To help the heart to yield to rapture's call,	Чтобы позволить сердцу уступить призыву восторга,
And sweet temptations stole from beauty's realms	Сладостные искушения, крадучись, проникали из царств невыразимой красоты
And sudden ecstasies from a world of bliss.	И неожиданные экстазы из мира блаженства.
It was a region of wonder and delight.	Это был регион чуда и восторга.
All now his bright clairaudience could receive;	Все теперь могло воспринимать его тонкое яснослышание;
A contact thrilled of mighty unknown things.	Волнующая встреча с могучими, неведомыми вещами.
Awakened to new unearthly closenesses,	Пробудившись к восприятию новой, неземной плотности,
The touch replied to subtle infinities,	Его осязание отвечало тонким бесконечностям,
And with a silver cry of opening gates	И с серебренным звуком распахивающихся врат,
Sight's lightnings leaped into the invisible.	Молнии его взора устремились в невидимое.
Ever his consciousness and vision grew;	Его сознание и видение все время возрастали,
They took an ampler sweep, a loftier flight;	Обретая более широкий размах и возвышенный полет;
He passed the border marked for Matter's rule	Он перешел границу, отмеченную законом Материи
And passed the zone where thought replaces life.	И пересек область, где жизнь уступает место мысли.
Out of this world of signs suddenly he came	Из этого царства символов, он вдруг вошел
Into a silent self where world was not	В безмолвное «я», где мира больше не существовало
And looked beyond into a nameless vast.	И всматривался за его пределы в безымянное пространство.
These symbol figures lost their right to live,	Все символические формы потеряли свое право на существование,
All tokens dropped our sense can recognise;	Исчезли все ярлыки, за которые могло бы уцепиться наше чувство;
There the heart beat no more at body's touch,	Там сердце не бьется больше от прикосновения тела,
There the eyes gazed no more on beauty's shape.	И глаза не различают больше форму красоты.
In rare and lucent intervals of hush	В редкие, сияющие мгновения тишины,
Into a signless region he could soar	Он мог теперь парить в пространстве, лишенном символов,
Packed with the deep contents of formlessness	Наполненном глубоким содержанием бесформенности,
Where world was into a single being rapt	Где мир был погружен в единое существование
And all was known by the light of identity	И все было известно через свет отождествления,
And Spirit was its own self-evidence.	И Дух был очевиден самому себе.
The Supreme's gaze looked out through human eyes	Сквозь человеческие глаза смотрел взор Высочайшего
And saw all things and creatures as itself	И видел все существа и вещи как продолжение самого себя
And knew all thought and word as its own voice.	И знал все мысли и слова, как свой собственный голос.
There unity is too close for search and clasp	Там было столь тесным единство, что не оставалось места для поиска и объятий,
And love is a yearning of the One for the One,	Любовь была страстным стремлением Единого к Единому,
And beauty is a sweet difference of the Same	А красота - сладостным различием Одного и Того же Существа
And oneness is the soul of multitude.	И единство - душою множественности.
There all the truths unite in a single Truth,	Там все истины были объединены одною Истиной,
And all ideas rejoin Reality.	А все идеи вновь соединяются с Реальностью.
There knowing herself by her own termless self,	Там, зная себя посредством своего собственного безграничного я,
Wisdom supernal, wordless, absolute	Божественная мудрость, бессловесная и абсолютная,
Sat uncompanioned in the eternal Calm,	Пребывала одиноко в своем вечном Покое,
All-seeing, motionless, sovereign and alone.	Всевидящая, неподвижная и суверенная.
There knowledge needs not words to embody Idea;	Там знанию не нужны были слова, чтобы воплотить Идею;
Idea, seeking a house in boundlessness,	Идея, ищущая свой дом в беспредельности,
Weary of its homeless immortality,	Утомленная своим бездомным бессмертием,
Asks not in thought's carved brilliant cell to rest	Не проситься на отдых в сияющую келью мысли,
Whose single window's clipped outlook on things	Чей ограниченный одним оконцем узкий взгляд на вещи,
Sees only a little arc of God's vast sky.	Способен видеть лишь малую полоску безбрежного Божественного неба.
The boundless with the boundless there consorts;	Там беспредельность пребывает в гармоничном союзе с беспредельностью;
While there, one can be wider than the world;	Там можно быть шире, чем вселенная;
While there, one is one's own infinity.	Там мы едины со своею собственной бесконечностью.
His centre was no more in earthly mind;	Его центр не был больше в земном уме;
A power of seeing silence filled his limbs:	Мощь видящего безмолвия наполнила его члены:
Caught by a voiceless white epiphany	Захваченный бессловесным, белым откровением
Into a vision that surpasses forms,	В видении, что превосходит все формы,
Into a living that surpasses life,	В жизни, которая превосходит нашу земную жизнь,
He neared the still consciousness sustaining all.	Он приблизился к неподвижному сознанию, поддерживающему все.
The voice that only by speech can move the mind	Голос, что лишь посредством речи способен двигать умом,
Became a silent knowledge in the soul;	Стал молчаливым знанием в душе;
The strength that only in action feels its truth	Сила, лишь в действии ощущающая свою истину,
Was lodged now in a mute omnipotent peace.	Была погружена теперь в безмолвный и всемогущий покой.
A leisure in the labour of the worlds,	Досуг в труде миров,
A pause in the joy and anguish of the search	Остановка среди радости и муки поиска
Restored the stress of Nature to God's calm.	Вернули напряженному усилию Природы Божественный покой.
A vast unanimity ended life's debate.	Широкое единогласие остановило спор жизни.
The war of thoughts that fathers the universe,	Битва мыслей, что создают вселенную,
The clash of forces struggling to prevail	Столкновенье сил, борющихся за свое преобладание
In the tremendous shock that lights a star	В чудовищном ударе, что зажигает звезды
As in the building of a grain of dust,	Как и в сотворении крупицы пыли,
The grooves that turn their dumb ellipse in space	Колеи, вращающие свои немые эллипсы в пространстве,
Ploughed by the seeking of the world's desire,	Пропаханные поиском мирового желания,
The long regurgitations of Time's flood,	Долгие извержения потока Времени,
The torment edging the dire force of lust	Острая пытка ужасной силы вожделения,
That wakes kinetic in earth's dullard slime	Что пробуждает движение в земной безмозглой слизи
And carves a personality out of mud,	И формирует личность из грязи ,
The sorrow by which Nature's hunger is fed,	Страдание, питающее глад Природы
The oestrus which creates with fire of pain,	И эструс*, творящий через огнь боли,
The fate that punishes virtue with defeat,	Судьба, наказывающая добродетель поражением,
The tragedy that destroys long happiness,	Трагедия, что разрушает длительное счастье,
The weeping of Love, the quarrel of the Gods,	И слезы любви, и ссоры Богов, -
Ceased in a truth which lives in its own light.	Прекратили свое существование в истине, живущей в своем собственном свете.
His soul stood free, a witness and a king.	Его душа стояла, освобожденная как свидетель и царь.
Absorbed no more in the moment-ridden flux	Не захваченный больше потоком проносящихся мгновений,
Where mind incessantly drifts as on a raft	Где ум, как на плоту, дрейфует беспрестанно,
Hurried from phenomenon to phenomenon,	Переносясь от одного феномена к другому,
He abode at rest in indivisible Time.	Он пребывал теперь в покое в неразделенном Времени.
As if a story long written but acted now,	Словно история, давно написанная, разыгрывалась лишь теперь,
In his present he held his future and his past,	Он держал в настоящем и свое будущее, и свое прошлое,
Felt in the seconds the uncounted years	И ощущал в секундах бездну лет,
And saw the hours like dots upon a page.	И наблюдал часы, подобно точкам на странице.
An aspect of the unknown Reality	Аспект неведомой Реальности
Altered the meaning of the cosmic scene.	Преобразил весь смысл космической сцены.
This huge material universe became	Вся эта необозримая, материальная вселенная
A small result of a stupendous force:	Стала крошечным результатом какой-то коллосальной силы:
Overtaking the moment the eternal Ray	Обогоняя мгновение, вечный Луч
Illumined That which never yet was made.	Озарил все То, что никогда еще не было сотворено.
Thought lay down in a mighty voicelessness;	Мысль погрузилась в могучее безмолвие;
The toiling Thinker widened and grew still,	Неустанный Мыслитель расширился и начал затихать,
Wisdom transcendent touched his quivering heart:	Трансцендентная мудрость коснулась его трепещущего сердца:
His soul could sail beyond thought's luminous bar;	Его душа могла теперь пуститься в плавание за пределы сияющей границы мысли;
Mind screened no more the shoreless infinite.	Ум больше не скрывал безбрежной бесконечности.
Across a void retreating sky he glimpsed	Через пустое отступающее небо,
Through a last glimmer and drift of vanishing stars	Сквозь угасающее мерцание и росчерк тающих звезд,
The superconscient realms of motionless Peace	Он увидел мельком сверхсознательные царства неподвижного Покоя,
Where judgment ceases and the word is mute	Где прекращается всякое суждение и утихает слово
And the Unconceived lies pathless and alone.	И пребывает одиноко не имеющее дорог Непостижимое. 34
There came not form or any mounting voice;	Там не было форм и не было слышно ничьих голосов;
There only were Silence and the Absolute.	Там были только Молчание и Абсолют.
Out of that stillness mind new-born arose	Из этой тишины возник новорожденный ум
And woke to truths once inexpressible,	И пробудился к невыразимым истинам,
And forms appeared, dumbly significant,	И появились формы, полные смысла в своем безмолвии,
A seeing thought, a self-revealing voice.	Видящая мысль, голос спонтанного откровения.
He knew the source from which his spirit came:	Он осознал источник, откуда пришел его дух:
Movement was married to the immobile Vast;	Движенье соединилось с неподвижной Беспредельностью;
He plunged his roots into the Infinite,	Он погрузил свои корни в Бесконечное,
He based his life upon eternity.	И сделал вечность основой своей жизни.

Only awhile at first these heavenlier states,	Сначала лишь недолго эти божественные состояния,
These large wide-poised upliftings could endure.	Эти огромные, отмеченные широким равновесием взлеты Можно было выносить.
The high and luminous tension breaks too soon,	Это высокое, сияющее напряжение расстраивается слишком быстро,
The body's stone stillness and the life's hushed trance,	Эта каменная неподвижность тела и безмолвный транс жизни,
The breathless might and calm of silent mind;	Бездыханное могущество и покой безмолвного ума;
Or slowly they fail as sets a golden day.	Или постепенно они теряют силу, когда клониться к закату золотой день.
The restless nether members tire of peace;	Беспокойные низшие члены устают от покоя;
A nostalgia of old little works and joys,	Ностальгия по старым мелким радостям и делам,
A need to call back small familiar selves,	Потребность, которая вновь призывает наши маленькие, знакомые “я”,
To tread the accustomed and inferior way,	Чтобы идти привычными, низшими путями,
The need to rest in a natural pose of fall,	Нужда, что жаждет отдыха в естественном положении падения,
As a child who learns to walk can walk not long,	Как ребенок, который учится ходить, но долго ходить еще не может,
Replace the titan will for ever to climb,	Заменяют титаническую волю к вечному восхождению,
On the heart's altar dim the sacred fire.	Ослабляя на алтаре сердца священный огонь.
An old pull of subconscious cords renews;	Вновь возобновляется старое притяженье подсознательных цепей;
It draws the unwilling spirit from the heights,	Оно тянет упирающийся дух с высот,
Or a dull gravitation drags us down	Или нас тащит вниз тупая гравитация
To the blind driven inertia of our base.	На наше слепое, подверженное инерции основание.
This too the supreme Diplomat can use,	Но и это тоже может использовать Божественный Дипломат,
He makes our fall a means for greater rise.	Он делает наше падение средством более великих восхождений.
For into ignorant Nature's gusty field,	Ибо, в бурном, пребывающем в неведении, царстве Природы,
Into the half-ordered chaos of mortal life	В полуупорядоченном хаосе смертной жизни
The formless Power, the Self of eternal light	Бесформенная Могущество и «Я» вечного света
Follow in the shadow of the spirit's descent;	Следуют в тени тропою нисхождения духа;
The twin duality for ever one	Их двойственность, вечно единая
Chooses its home mid the tumults of the sense.	Обретает свой дом среди суматохи чувств.
He comes unseen into our darker parts	Невидимый, Он входит в наши затемненные члены
And, curtained by the darkness, does his work,	И в темноте свершает свою работу,
A subtle and all-knowing guest and guide,	Тонкий, всезнающий гость и водитель,
Till they too feel the need and will to change.	Он ожидает, когда и они тоже почувствуют нужду и волю к изменению.
All here must learn to obey a higher law,	Все здесь должно учиться подчиняться более высокому закону,
Our body's cells must hold the Immortal's flame.	Клетки нашего тела должны суметь вынести пламя Бессмертного.
Else would the spirit reach alone its source	Или же дух, достигнув в одиночестве свой источник,
Leaving a half-saved world to its dubious fate.	Оставит лишь наполовину спасенный Мир его сомнительной судьбе.
Nature would ever labour unredeemed;	И труд Природы навечно останется неискупленным;
Our earth would ever spin unhelped in Space,	Вечно наша земля будет беспомощно кружить в Пространстве,
And this immense creation's purpose fail	И цель этого огромного творения не будет достигнута,
Till at last the frustrate universe sank undone.	Пока, наконец, и эта неудавшаяся вселенная не канет в вечность, незавершенная.
Even his godlike strength to rise must fall:	Даже его богоподобная сила должна была падать для того, чтоб восходить:
His greater consciousness withdrew behind;	Его более великое сознание отступало назад;
Dim and eclipsed, his human outside strove	Тусклый и темный, его внешний человек
To feel again the old sublimities,	Стремился вновь почувствовать прежние высоты
Bring the high saving touch, the ethereal flame,	И привнести вниз высокое спасительное прикосновение пламени небес,
Call back to its dire need the divine Force.	Вновь призывая своей ужасной нуждой божественную Силу.
Always the power poured back like sudden rain,	Возвращение этой силы всегда было подобно внезапному дождю,
Or slowly in his breast a presence grew;	Или медленно присутствие росло в его груди;
It clambered back to some remembered height	Она[31] взбиралась снова на какую-то запомнившуюся высоту
Or soared above the peak from which it fell.	Или поднималась выше тех вершин, с которых пала.
Each time he rose there was a larger poise,	Каждый раз, восходя, он обретал более широкое равновесие,
A dwelling on a higher spirit plane;	Обитель на более высоком духовном плане;
The Light remained in him a longer space.	Свет дольше оставался в нем.
In this oscillation between earth and heaven,	В этом движении между землей и небесами,
In this ineffable communion's climb	В этом невыразимом, все возрастающем единении с Божественным,
There grew in him as grows a waxing moon	В нем росло, подобно прибывающей луне,
The glory of the integer of his soul.	Великолепие целостности его души.
A union of the Real with the unique,	Союз Реального и уникального,
A gaze of the Alone from every face,	Взгляд Единого, что смотрит через каждое лицо,
The presence of the Eternal in the hours	Присутствие Вечного в каждом мгновении,
Widening the mortal mind's half-look on things,	Расширяющее полувидение смертного ума на вещи,
Bridging the gap between man's force and Fate	И возводящее мост над бездной меж человеческою силой и Судьбой,
Made whole the fragment-being we are here.	Сделали целостным то фрагментарное существо, которым мы здесь являемся.
At last was won a firm spiritual poise,	Была, наконец, обретена надежная, духовная основа,
A constant lodging in the Eternal's realm,	Постоянное убежище в царстве Вечного,
A safety in the Silence and the Ray,	Безопасность в Безмолвии и Луче,
A settlement in the Immutable.	Обитель в Неизменном.
His heights of being lived in the still Self;	Высоты его существа жили в этом неподвижном Духе;
His mind could rest on a supernal ground	Его ум мог покоиться на божественном основании
And look down on the magic and the play	И смотреть вниз на эту магию и игру,
Where the God-child lies on the lap of Night and Dawn	Где Бог-ребенок лежит на коленях Ночи и Рассвета,
And the Everlasting puts on Time's disguise.	А Вечность надевает маску Времени.
To the still heights and to the troubled depths	Этим безмолвным высотам и беспокойным глубинам
His equal spirit gave its vast assent:	Его все равно приемлющий дух дал свое широкое согласие:
A poised serenity of tranquil strength,	Уравновешенная ясность безмятежной силы,
A wide unshaken look on Time's unrest	Широкий непоколебимый взгляд на суматоху Времени
Faced all experience with unaltered peace.	Встречали любое переживание с неизменным покоем.
Indifferent to the sorrow and delight,	Безразличный и к радости, и к горю,
Untempted by the marvel and the call,	Безучастный к искушениям чуда или призыва,
Immobile it beheld the flux of things,	Неподвижный, он созерцал поток вещей,
Calm and apart supported all that is:	Спокойный и отчужденный поддерживал все то, что было:
His spirit's stillness helped the toiling world.	Неподвижность его духа помогала работе мира.
Inspired by silence and the closed eyes' sight	Вдохновленная молчанием и взором его закрытых глаз
His force could work with a new luminous art	Его сила могла теперь работать с новым просветленным мастерством
On the crude material from which all is made	Над этим грубым материалом, из которого все сотворено,
And the refusal of Inertia's mass	Над сопротивляющейся массой Инерции
And the grey front of the world's Ignorance	И серым фасадом мирового Неведения,
And nescient Matter and the huge error of life.	И в несознательной Материи, и через грубую ошибку жизни.
As a sculptor chisels a deity out of stone	Как скульптор, ваяющий божество из камня,
He slowly chipped off the dark envelope,	Он постепенно отсек темные покровы,
Line of defence of Nature's ignorance,	Линию защиты неведения Природы,
The illusion and mystery of the Inconscient	Эту иллюзию и мистерию Несознательного,
In whose black pall the Eternal wraps his head	Под чьим черным покровом скрывает свою голову Вечный,
That he may act unknown in cosmic Time.	Чтобы работать неузнанным в космическом Времени.
A splendour of self-creation from the peaks,	Великолепие свободного творения с вершин,
A transfiguration in the mystic depths,	Преображение в мистических глубинах,
A happier cosmic working could begin	Более радостная космическая работа могла теперь начаться
And fashion the world-shape in him anew,	И творить в нем форму мира заново,
God found in Nature, Nature fulfilled in God.	Бог обнаружился в Природе, Природа реализовала себя в Боге.
Already in him was seen that task of Power:	В нем уже была заметна задача этого Могущества:
Life made its home on the high tops of self;	Жизнь обрела свой дом на высоких пиках его истинного «я»;
His soul, mind, heart became a single sun;	Его душа, ум, сердце стали единым солнцем;
Only life's lower reaches remained dim.	Лишь низшие регионы жизни оставались еще в тени.
But there too, in the uncertain shadow of life,	Но и там тоже, в неясных сумерках жизни,
There was a labour and a fiery breath;	Свершался труд и слышалось огненное дыхание;
The ambiguous cowled celestial puissance worked	Таинственное, скрытое покровом, небесное могущество работало,
Watched by the inner Witness's moveless peace.	Под наблюдением неподвижного покоя внутреннего Свидетеля.
Even on the struggling Nature left below	Даже на оставшуюся внизу, борющуюся Природу,
Strong periods of illumination came:	Нисходили сильные периоды просветления:
Lightnings of glory after glory burned,	Молнии великолепий возгорались и следовали друг за другом,
Experience was a tale of blaze and fire,	Переживание стало эпосом огня и света,
Air rippled round the argosies of the Gods,	Эфир вокруг рябило от кораблей богов,
Strange riches sailed to him from the Unseen;	Чудесные сокровища плыли ему навстречу из Незримого;
Splendours of insight filled the blank of thought,	Великолепия внутренних прозрений заполнили пустоту мысли,
Knowledge spoke to the inconscient stillnesses,	Знанье заговорило с бессознательной тишиной,
Rivers poured down of bliss and luminous force,	Блаженство и сияющая сила потоками изливались вниз,
Visits of beauty, storm-sweeps of delight	Явленья красоты, неудержимые порывы восторга
Rained from the all-powerful Mystery above.	Дождями изливались свыше из всемогущей Тайны.
Thence stooped the eagles of Omniscience.	Оттуда вниз слетали орлы Всеведения.
A dense veil was rent, a mighty whisper heard;	Плотный занавес был разорван и стал слышен могущественный шепот;
Repeated in the privacy of his soul,	Отразившись эхом в тайниках его души,
A wisdom-cry from rapt transcendences	Гимн мудрости восторженных трансценденций
Sang on the mountains of an unseen world;	Пел на горных вершинах невидимого мира;
The voices that an inner listening hears	Голоса, которые способен различить лишь внутренний тонкий слух,
Conveyed to him their prophet utterances,	Вещали ему свои пророчества
And flame-wrapped outbursts of the immortal Word	И огненные протуберанцы неумирающего Слова,
And flashes of an occult revealing Light	И вспышки-проблески оккультного Света откровения
Approached him from the unreachable Secrecy.	Приблизились к нему из недостижимой Тайны.
An inspired Knowledge sat enthroned within	Вдохновенное Знание взошло на трон внутри
Whose seconds illumined more than reason's years:	Чьи мгновения просветляют больше, чем годы размышлений:
An ictus of revealing lustre fell	Луч всеозаряющего света упал
As if a pointing accent upon Truth,	Подобно знаку ударения, указывающему на Истину,
And like a sky-flare showing all the ground	И словно свет небес, что делает зримой всю землю,
A swift intuitive discernment shone.	Зажглось мгновенное, интуитивное различение.
One glance could separate the true and false,	Лишь взгляда было теперь достаточно, чтоб различить истину и ложь,
Or raise its rapid torch-fire in the dark	Или поднимая его[32] быстрый, огненный факел в темноту,
To check the claimants crowding through mind's gates	Подвергнуть проверке претендентов, толпящихся у ворот ума,
Covered by the forged signatures of the gods,	Скрывающих себя за фальшивыми подписями богов,
Detect the magic bride in her disguise	Чтоб разоблачить под маской «волшебную невесту»[33]
Or scan the apparent face of thought and life.	Или выяснить, что стоит за внешними видимостями мысли и жизни.

Oft inspiration with her lightning feet,	Часто вдохновение, молниеносными шагами,
A sudden messenger from the all-seeing tops,	Неожиданным посланцем со всевидящих вершин,
Traversed the soundless corridors of his mind	Пересекало безмолвные коридоры его ума,
Bringing her rhythmic sense of hidden things.	Неся с собою чувство ритма скрытых вещей.
A music spoke transcending mortal speech.	Музыка говорила, непостижимая для речи смертных.
As if from a golden phial of the All-Bliss,	Как если бы из золотого кубка Всеблаженства,
A joy of light, a joy of sudden sight,	Ликованье света, счастье внезапного прозрения,
A rapture of the thrilled undying Word	Трепетный восторг бессмертного Слова
Poured into his heart as into an empty cup,	Вливались в его сердце, как в пустую чашу,
A repetition of God's first delight	Каким-то отражением первого восторга Бога,
Creating in a young and virgin Time.	Творящего в девственном и юном Времени.
In a brief moment caught, a little space,	Захваченное в краткое мгновение и малое пространство,
All-Knowledge packed into great wordless thoughts	Все-Ведение, спресованное в великих, бессловесных мыслях,
Lodged in the expectant stillness of his depths	Вложило в ожидающее безмолвие его глубин
A crystal of the ultimate Absolute,	Кристалл окончательного Абсолюта,
A portion of the inexpressible Truth	Частицу невыразимой Истины,
Revealed by silence to the silent soul.	Что лишь в молчании открывается безмолвной душе.
The intense creatrix in his stillness wrought;	Страстная созидательница трудилась в этой тишине;
Her power fallen speechless grew more intimate;	Ее сила, безмолвно нисходя, становилась все сокровеннее и ближе;
She looked upon the seen and the unforeseen,	Она смотрела на вещи видимые и невидимые,
Unguessed domains she made her native field.	Делая немыслимые сферы полем своих трудов.
All-vision gathered into a single ray,	Всевидение сосредоточилось в одном луче,
As when the eyes stare at an invisible point	Так глаза пристально вглядываются в невидимую точку,
Till through the intensity of one luminous spot	Пока сквозь интенсивное открытие одного сияющего пятна
An apocalypse of a world of images	В царство провидца не хлынет
Enters into the kingdom of the seer.	Апокалипсис мира образов.
A great nude arm of splendour suddenly rose;	Великая обнаженная рука великолепия вдруг поднялась;
It rent the gauze opaque of Nescience:	Она рассекла непроницаемый покров Неведения:
Her lifted finger's keen unthinkable tip	Невообразимо острым концом своего воздетого перста,
Bared with a stab of flame the closed Beyond.	Словно кинжалом пламени обнажила перед взором скрытое Запредельное.
An eye awake in voiceless heights of trance,	Глаз пробуждается в безмолвных высотах транса,
A mind plucking at the unimaginable,	Ум, ухватившийся за невообразимое,
Overleaping with a sole and perilous bound	Преодолевая одним рискованным прыжком
The high black wall hiding superconscience,	Высокую и черную стену, скрывающую сверхсознание,
She broke in with inspired speech for scythe	Она ворвалась с вдохновенной речью, словно с косой
And plundered the Unknowable's vast estate.	И разграбила необъятные владения Непознанного.
A gleaner of infinitesimal grains of Truth,	Собирательница бесконечно малых зерен Истины,
A sheaf-binder of infinite experience,	Сплетающая в снопы колосья неисчерпаемого опыта,
She pierced the guarded mysteries of World-Force	Она проникла в оберегаемые мистерии Мировой Силы
And her magic methods wrapped in a thousand veils;	И в ее[34] магические пути, окутанные тысячами покровов;
Or she gathered the lost secrets dropped by Time	Иль собирала потерянные тайны, что обронило Время
In the dust and crannies of his mounting route	В пыли и трещинах своего восходящего пути,
Mid old forsaken dreams of hastening Mind	Среди старых, забытых грез куда-то вечно спешащего Ума
And buried remnants of forgotten space.	И похороненных останков канувшего в забвение пространства.
A traveller between summit and abyss,	Странница между вершинами и безднами,
She joined the distant ends, the viewless deeps,	Она соединяла отдаленные концы, необозримые глубины,
Or streaked along the roads of Heaven and Hell	Иль неслась стремительно дорогами Небес и Ада,
Pursuing all knowledge like a questing hound.	Как гончая, бегущая по следу, преследуя всезнание.
A reporter and scribe of hidden wisdom talk,	Репортер и писец тайных, мудрых разговоров;
Her shining minutes of celestial speech,	Сияющие записи ее божественных речей
Passed through the masked office of the occult mind,	Проходили через тайную канцелярию оккультного ума,
Transmitting gave to prophet and to seer	Неся провидцу и пророку
The inspired body of the mystic Truth.	Вдохновенное тело мистической Истины.
A recorder of the inquiry of the gods,	Архивариус посланий вопрощающих богов,
Spokesman of the silent seeings of the Supreme,	Глашатай безмолвных видений Всевышнего,
She brought immortal words to mortal men.	Она несла смертным бессмертные слова.
Above the reason's brilliant slender curve,	Над тонким сверкающим изгибом рассудка,
Released like radiant air dimming a moon,	Проявляясь, подобно радужной атмосфере, скрывающей луну,
Broad spaces of a vision without line	Широкие пространства видения без конца
Or limit swam into his spirit's ken.	И края, вплывали в сферу его духа.
Oceans of being met his voyaging soul	Океаны существования встречали его странствующую душу,
Calling to infinite discovery;	Призывая к нескончаемым открытиям;
Timeless domains of joy and absolute power	Бессмертные регионы радости и абсолютной силы
Stretched out surrounded by the eternal hush;	Расстилались перед ним, окутанные вечной тишиной;
The ways that lead to endless happiness	Дороги, ведущие к бесконечному счастью
Ran like dream-smiles through meditating vasts:	Бежали, словно улыбки снов, через созерцательные пространства:
Disclosed stood up in a gold moment's blaze	Возникая в золотом сиянии мгновения, раскрывались
White sun-steppes in the pathless Infinite.	Девственно-чистые, залитые солнцем, степи на бездорожьях Бесконечности.
Along a naked curve in bourneless Self	Вдоль оголенной параболы в беспредельном Я,
The points that run through the closed heart of things	Точки, проходящие через сокровенное сердце вещей,
Shadowed the indeterminable line	Чертили неясную линию,
That carries the Everlasting through the years.	Несущую через года Предвечного.
The magician order of the cosmic Mind	Магический порядок космического Ума,
Coercing the freedom of infinity	Принуждая свободу бесконечности
With the stark array of Nature's symbol facts	Строгим порядком символических фактов Природы
And life's incessant signals of event,	И непрерывными сигналами событий жизни,
Transmuted chance recurrences into laws,	Преобразил случайные повторения в законы,
A chaos of signs into a universe.	А хаос знаков во вселенную.
Out of the rich wonders and the intricate whorls	Среди этих роскошных чудес и сложных пируэтов
Of the spirit's dance with Matter as its mask	В танце духа со своей маской, Материей,
The balance of the world's design grew clear,	Стало понятным устойчивое равновесие мироздания,
Its symmetry of self-arranged effects	Его симметрия самосогласующихся действий,
Managed in the deep perspectives of the soul,	Формирующихся в глубоких перспективах души,
And the realism of its illusive art,	И реализм его иллюзорного искусства,
Its logic of infinite intelligence,	Его логика бесконечного разума,
Its magic of a changing eternity.	Его магия меняющейся вечности.
A glimpse was caught of things for ever unknown:	Был пойман проблеск вечно скрытых вещей:
The letters stood out of the unmoving Word:	Проявились буквы непреложного Слова:
In the immutable nameless Origin	Было видно, как в безымянном, неизменном Источнике
Was seen emerging as from fathomless seas	Возникает, словно из океанических глубин,
The trail of the Ideas that made the world,	Цепь Идей, что сотворили мир,
And, sown in the black earth of Nature's trance,	И, посеянное в черной земле транса Природы,
The seed of the Spirit's blind and huge desire	Семя слепого страстного желания Духа,
From which the tree of cosmos was conceived	Из которого проросло космическое древо,
And spread its magic arms through a dream of space.	И протянуло свои магические ветви через сон пространства.
Immense realities took on a shape:	Беспредельные реальности обрели форму:
There looked out from the shadow of the Unknown	Из тени Неведомого выглянуло
The bodiless Namelessness that saw God born	Бестелесное Безымянное, видевшее рождение Бога,
And tries to gain from the mortal's mind and soul	Что пытается через ум и душу смертного человека
A deathless body and a divine name.	Сотворить бессмертное тело и божественное имя.
The immobile lips, the great surreal wings,	Неподвижные уста, великие сюрреалистические крылья,
The visage masked by superconscient Sleep,	Лик, скрывающийся за маской сверхсознательного Сна
The eyes with their closed lids that see all things,	И закрытые всевидящие Глаза
Appeared of the Architect who builds in trance.	Явили Архитектора, который созидает мир в трансе.
The original Desire born in the Void	Изначальное Желание, рожденное в Пустоте
Peered out; he saw the hope that never sleeps,	Проявилось; он увидел надежду, что никогда не засыпает,
The feet that run behind a fleeting fate,	Ноги, спешащие за убегающей судьбой
The ineffable meaning of the endless dream.	И невыразимый смысл бесконечного сна.
Hardly for a moment glimpsed viewless to Mind,	Лишь на мгновение проглянул незримый для Ума,
As if a torch held by a power of God,	Подобно факелу, что был поднят силой Бога,
The radiant world of the everlasting Truth	Сияющий мир вечной Истины,
Glimmered like a faint star bordering the night	Мерцающий как слабая звезда на грани ночи
Above the golden Overmind's shimmering ridge.	Над зыбким краем золотого Надразума.
Even were caught as through a cunning veil	Он уловил даже, словно сквозь тончайшую вуаль,
The smile of love that sanctions the long game,	Улыбку Любви, что соглашается на эту долгую игру,
The calm indulgence and maternal breasts	Спокойную терпимость и материнские груди
Of Wisdom suckling the child-laughter of Chance,	Мудрости, которые сосет смеющийся ребенок Случая,
Silence, the nurse of the Almighty's power,	Безмолвие, что вскармливает силу Всемогущего,
The omniscient hush, womb of the immortal Word,	Всеведующую тишину и лоно бессмертного Слова
And of the Timeless the still brooding face,	И неподвижный, погруженный в созерцание лик Вневременного
And the creative eye of Eternity.	И творящее око Вечности.
The inspiring goddess entered a mortal's breast,	Вдохновенная богиня вошла в сердце смертного
Made there her study of divining thought	И сотворила там свое пространство обожествленной мысли,
And sanctuary of prophetic speech	Святилище пророческих речей
And sat upon the tripod seat of mind:	И взошла на трон ума, стоящий на трех опорах*:
All was made wide above, all lit below.	Все стало необъятным наверху, все озарилось внизу.
In darkness' core she dug out wells of light,	В самом сердце тьмы она вырыла колодцы света,
On the undiscovered depths imposed a form,	Навязала форму неисследованным глубинам,
Lent a vibrant cry to the unuttered vasts,	Вложила вибрирующий крик в невыразимые беспредельности
And through great shoreless, voiceless, starless breadths	И через великие безбрежные, безмолвные, беззвездные просторы
Bore earthward fragments of revealing thought	Понесла к земле фрагменты мысли-откровения,
Hewn from the silence of the Ineffable.	Что была высечена из безмолвия Невыразимого.
A Voice in the heart uttered the unspoken Name,	Голос в сердце промолвил тайное Имя,
A dream of seeking Thought wandering through Space	Греза ищущей Мысли, странствующей в Пространстве,
Entered the invisible and forbidden house:	Проникла в невидимый, запретный дом:
The treasure was found of a supernal Day.	Было найдено сокровище божественного Дня.
In the deep subconscient glowed her jewel-lamp;	В глубинах подсознания зажегся ее драгоценный светильник;
Lifted, it showed the riches of the Cave	Поднятый ввысь, он осветил сокровища Пещеры
Where, by the miser traffickers of sense	Где, неиспользуемые скупыми торговцами смысла,
Unused, guarded beneath Night's dragon paws,	Оберегаемые под лапами дракона Ночи,
In folds of velvet darkness draped they sleep	Укутанные в бархатные складки темноты,
Whose priceless value could have saved the world.	Спят сокровища, чья бесценная ценность могла бы спасти весь мир.
A darkness carrying morning in its breast	Тьма, несущая рассвет в своей груди,
Looked for the eternal wide returning gleam,	Искала вечного, широкого, возвращающегося проблеска,
Waiting the advent of a larger ray	Ожидая явления более великого луча
And rescue of the lost herds of the Sun.	И спасения заблудших стад Солнца.
In a splendid extravagance of the waste of God	В великолепном сумасбродстве Божественного мотовства,
Dropped carelessly in creation's spendthrift work,	Небрежно брошенные в расточительном труде творения,
Left in the chantiers of the bottomless world	Оставленные в бездонных подземельях мира,
And stolen by the robbers of the Deep,	Похищенные грабителями Пучин,
The golden shekels of the Eternal lie,	Лежат золотые сокровища Вечного,
Hoarded from touch and view and thought's desire,	Скрытые от прикосновения, взгляда и страстного желания мысли,
Locked in blind antres of the ignorant flood,	Запертые в глухих пещерах глубоких вод неведения,
Lest men should find them and be even as Gods.	Чтобы люди не сумели их найти и не стали подобными Богам.
A vision lightened on the viewless heights,	Видение осветило необозримые высоты,
A wisdom illumined from the voiceless depths:	Засияла мудрость из безмолвия глубин:
A deeper interpretation greatened Truth,	Более глубокое истолкование возвеличило Истину,
A grand reversal of the Night and Day;	В какой-то грандиозной перестановке местами Дня и Ночи;
All the world's values changed heightening life's aim;	Преобразились вдруг все ценности мира, возвышая цель жизни;
A wiser word, a larger thought came in	Более широкая мысль вошла и более мудрое слово,
Than what the slow labour of human mind can bring,	Чем те, что способен сотворить медленный труд человеческого ума,
A secret sense awoke that could perceive	Пробудилось тайное чувство, способное постичь
A Presence and a Greatness everywhere.	Присутствие и Величие повсюду.
The universe was not now this senseless whirl	Вселенная теперь уже больше не была этим бессмысленным кружением,
Borne round inert on an immense machine;	Которую инертно вращает какая-то колоссальная машина;
It cast away its grandiose lifeless front,	Она утратила свою грандиозную, безжизненную, внешнюю видимость
A mechanism no more or work of Chance,	И больше не казалась механизмом или работой Случая,
But a living movement of the body of God.	Но стала живым движением Божественного тела.
A spirit hid in forces and in forms	Дух, сокровенно пребывающий в формах и силах,
Was the spectator of the mobile scene:	Был наблюдателем живой, меняющейся сцены:
The beauty and the ceaseless miracle	Красота и вечно длящееся чудо
Let in a glow of the Unmanifest:	Позволили войти сиянию Непроявленного:
The formless Everlasting moved in it	Бесформенное Вечное двигалось в нем,
Seeking its own perfect form in souls and things.	Отыскивая свою совершенную форму в душах и вещах.
Life kept no more a dull and meaningless shape.	Жизнь утратила свой бессмысленный, безрадостный облик.
In the struggle and upheaval of the world	В борьбе и бунте мира
He saw the labour of a godhead's birth.	Он видел труд рождения бога.
A secret knowledge masked as Ignorance;	Тайное знание скрывалось под маской Неведения;
Fate covered with an unseen necessity	Судьба прикрывала незримой необходимостью
The game of chance of an omnipotent Will.	Игру случая всемогущей Воли.
A glory and a rapture and a charm,	Великолепие, восторг, очарование,
The All-Blissful sat unknown within the heart;	Сам Всеблаженный пребывал неузнанным в его сердце;
Earth's pains were the ransom of its prisoned delight.	Все муки Земли были лишь искуплением заключенного в ней восторга.
A glad communion tinged the passing hours;	Счастливое общение радостью окрасило проходящие часы;
The days were travellers on a destined road,	Дни превратились в путешествие по предназначенной дороге,
The nights companions of his musing spirit.	А ночи стали товарищами его созерцающего духа.
A heavenly impetus quickened all his breast;	Небесный импульс убыстрил все движения его души;
The trudge of Time changed to a splendid march;	Медленная поступь Времени сменилась великолепным маршем;
The divine Dwarf towered to unconquered worlds,	Божественный Карлик восходил к еще незавоеванным мирам,
Earth grew too narrow for his victory.	Земля стала слишком тесной для его победы.
Once only registering the heavy tread	Когда-то лишь отмечая следы тяжелой поступи
Of a blind Power on human littleness,	Слепой Силы на ограниченной природе человека,
Life now became a sure approach to God,	Жизнь теперь превратилась в уверенное приближение к Богу,
Existence a divine experiment	Существованье стало божественным экспериментом,
And cosmos the soul's opportunity.	А космос великолепною возможностью души.
The world was a conception and a birth	Мир стал замыслом и рождением
Of Spirit in Matter into living forms,	Духа в живых формах Материи,
And Nature bore the Immortal in her womb,	Природа несла Бессмертного в своем лоне,
That she might climb through him to eternal life.	Чтобы через него она смогла подняться к вечной жизни.
His being lay down in bright immobile peace	Все его существо простерлось в неподвижном, сияющем покое
And bathed in wells of pure spiritual light;	И купалось в источниках чистого, духовного света;
It wandered in wide fields of wisdom-self	Оно бродило в широких полях мудрости духа,
Lit by the rays of an everlasting sun.	Залитых лучами вечно сияющего солнца.
Even his body's subtle self within	Даже тонкое “я” его тела внутри
Could raise the earthly parts towards higher things	Смогло возвысить свои земные части до более высоких вещей
And feel on it the breath of heavenlier air.	И почувствовать на себе дыхание небесного эфира.
Already it journeyed towards divinity:	Оно уже отправилось в путь к своей божественности:
Upbuoyed upon winged winds of rapid joy,	На крылатых ветрах неудержимой радости,
Upheld to a Light it could not always hold,	Поддержанное Светом, который не всегда оно могло удержать,
It left mind's distance from the Truth supreme	Его существо преодолело расстояние, отделяющее ум от высочайшей Истины,
And lost life's incapacity for bliss.	И утратило неспособность жизни пребывать в блаженстве.
All now suppressed in us began to emerge.	Начало проявляться все то, что в нас сейчас подавлено.

Thus came his soul's release from Ignorance,	Так его душа освободилась от Неведения,
His mind and body's first spiritual change.	В этом первом духовном преображении ума и тела.
A wide God-knowledge poured down from above,	Безграничное Божественное знание изливало себя свыше,
A new world-knowledge broadened from within:	Новое видение мира расширялось изнутри:
His daily thoughts looked up to the True and One,	Все его повседневные мысли были устремлены ввысь на Истинное и Единое,
His commonest doings welled from an inner Light.	Его самые обычные дела проистекали из внутреннего Света.
Awakened to the lines that Nature hides,	Пробудившись к тем путям, которые таит Природа,
Attuned to her movements that exceed our ken,	Сонастроившись с ее движениями, что превосходят наше понимание,
He grew one with a covert universe.	Он стал единым со скрытою вселенной.
His grasp surprised her mightiest energies' springs;	Его хватка застигла врасплох источники ее[35] могущественнейших энергий;
He spoke with the unknown Guardians of the worlds,	Он беседовал с неведомыми Стражами миров,
Forms he descried our mortal eyes see not.	Видел формы, недоступные для глаз смертного.
His wide eyes bodied viewless entities,	Его широко раскрытые глаза прозревали невидимые сущности,
He saw the cosmic forces at their work	Видели космические силы за работой
And felt the occult impulse behind man's will.	И улавливал оккультный импульс, стоящий за волей человека.
Time's secrets were to him an oft-read book;	Тайны времени стали для него настольной книгой;
The records of the future and the past	Очертания событий будущего и прошлого
Outlined their excerpts on the etheric page.	Фрагментами вырисовывались на эфирной странице.
One and harmonious by the Maker's skill,	Обретя единство и гармонию благодаря мастерству Творца,
The human in him paced with the divine;	Человеческое в нем шло рука об руку с божественным;
His acts betrayed not the interior flame.	Но его внешние действия не выдавали это внутреннее пламя.
This forged the greatness of his front to earth.	Так было выковано величие его внешней, обращенной к земле, стороны.
A genius heightened in his body's cells	Гений поднялся в клетках его тела
That knew the meaning of his fate-hedged works	Которому был ведом смысл его, огражденных судьбою, работ,
Akin to the march of unaccomplished Powers	Что были сродни маршу еще незавершенных Энергий
Beyond life's arc in spirit's immensities.	Он жил за гранью жизни в беспредельных просторах духа.
Apart he lived in his mind's solitude,	В отчуждении, в уединении своего ума,
A demigod shaping the lives of men:	Полубог, что формирует жизнь людей:
One soul's ambition lifted up the race;	Стремление одной души возвысило всю расу;
A Power worked, but none knew whence it came.	Могущество действовало, но никто не знал, откуда оно приходит.
The universal strengths were linked with his;	Вселенские силы питали его силу;
Filling earth's smallness with their boundless breadths,	Наполняя малость земли своими безграничными просторами,
He drew the energies that transmute an age.	Он нес энергии, способные преобразить эру.
Immeasurable by the common look,	Непостижимый для обычного взгляда,
He made great dreams a mould for coming things	Он превратил великие грезы в прообраз грядущих вещей,
And cast his deeds like bronze to front the years.	И увековечил свои деяния в веках, как в бронзе.
His walk through Time outstripped the human stride.	Он шел через Время, обгоняя шаг человека.
Lonely his days and splendid like the sun's.	Одиноки его дни, сияющие как солнце.

End of Canto Three	Конец 3 песни.

Canto Four	Песнь 4

The Secret Knowledge	Тайное знание

On a height he stood that looked towards greater heights.	Он стоял на вершине, откуда открывались взору более великие вершины.
Our early approaches to the Infinite	Наши первые подступы к Бесконечному -
Are sunrise splendours on a marvellous verge	Это великолепия рассвета на горизонте чуда,
While lingers yet unseen the glorious sun.	Когда перед восходом медлит, великое, еще невидимое, солнце.
What now we see is a shadow of what must come.	То, что сейчас перед собой мы видим, лишь тень того, что ждет нас впереди.
The earth's uplook to a remote Unknown	Взор земли, что устремлен в далекое Неведомое,
Is a preface only of the epic climb	Это лишь пролог эпического восхождения
Of human soul from its flat earthly state	Человеческой души из бескрылого земного состояния
To the discovery of a greater self	К открытию своего божественного «я»
And the far gleam of an eternal Light.	И далекому проблеску вечного Света.
This world is a beginning and a base	Этот мир начало и фундамент,
Where Life and Mind erect their structured dreams;	Где Жизнь и Ум возводят причудливую архитектуру своих грез;
An unborn Power must build reality.	Нерожденное Могущество должно творить реальность.
A deathbound littleness is not all we are:	Это, живущее в объятиях смерти, ограниченное существо, Отнюдь не все, что мы в действительности есть:
Immortal our forgotten vastnesses	Бессмертны наши позабытые просторы,
Await discovery in our summit selves;	Что ожидают своего открытия в наших высших «я»
Unmeasured breadths and depths of being are ours.	И нам принадлежат неизмеримые глубины и шири бытия.
Akin to the ineffable Secrecy,	Сродни невыразимой Тайне,
Mystic, eternal in unrealised Time,	Мистические, вечные в еще не наступившем Времени,
Neighbours of Heaven are Nature's altitudes.	Вершины Природы касаются Небес.
To these high-peaked dominions sealed to our search,	На эти, недостижимые для наших поисков, высокогорные владения,
Too far from surface Nature's postal routes,	Что слишком далеки от привычных путей поверхностной Природы,
Too lofty for our mortal lives to breathe,	И слишком высоки, чтобы смертный мог дышать их разреженным воздухом,
Deep in us a forgotten kinship points	Указывает, в нас спящее, забытое родство
And a faint voice of ecstasy and prayer	И слабый голос экстаза и молитвы
Calls to those lucent lost immensities.	Взывает к этим сияющим, потерянным когда-то, бесконечностям.
Even when we fail to look into our souls	Даже тогда, когда мы не способны обратить свой взор на собственную душу,
Or lie embedded in earthly consciousness,	Или, замурованные, погребены в земном сознании,
Still have we parts that grow towards the light,	Есть, все же, что-то в нас, что продолжает стремиться к свету,
Yet are there luminous tracts and heavens serene	Есть, все же, сияющие тропы и безмятежной неги исполненные небеса
And Eldorados of splendour and ecstasy	И Эльдорадо великолепия и экстаза,
And temples to the godhead none can see.	И храмы незримому Богу,
A shapeless memory lingers in us still	Смутная память, все же, продолжает жить в нас,
And sometimes, when our sight is turned within,	И иногда, когда свой взор мы обращаем внутрь,
Earth's ignorant veil is lifted from our eyes;	Покров земного неведения вдруг падает с наших глаз;
There is a short miraculous escape.	Мы переживаем краткое, но изумительное бегство.
This narrow fringe of clamped experience	Мы превосходим узкие границы этого удушливого переживания,
We leave behind meted to us as life,	Что было нам отмерено как жизнь,
Our little walks, our insufficient reach.	Наших прогулок недалекие маршруты и ограниченный размах виденья.
Our souls can visit in great lonely hours	Наши души могут посетить в великие часы уединения
Still regions of imperishable Light,	Бесшумные регионы Нетленного Света,
All-seeing eagle-peaks of silent Power	Орлиные вершины всевидящей, безмолвной Силы,
And moon-flame oceans of swift fathomless Bliss	Пылающие лунным пламенем океаны неудержимого, бездонного Блаженства,
And calm immensities of spirit space.	Невозмутимые беспредельности духовного пространства.
In the unfolding process of the Self	В развертывающемся шествии Божественного Духа
Sometimes the inexpressible Mystery	Невыразимая мистерия избирает, иногда,
Elects a human vessel of descent.	Человеческий сосуд для нисхождения.
A breath comes down from a supernal air,	Вниз доносится дыхание небесного эфира,
A Presence is born, a guiding Light awakes,	Рождается Присутствие, пробуждается руководящий Свет,
A stillness falls upon the instruments:	Тишина опускается на инструменты:
Fixed, motionless like a marble monument,	Незыблемое и неподвижное, подобно мраморному монументу,
Stone-calm, the body is a pedestal	Каменно-невозмутимое, тело-пьедестал служит опорой
Supporting a figure of eternal Peace.	Изваянью вечного Покоя.
Or a revealing Force sweeps blazing in;	Иль пронесется вдруг пламенная Сила откровения;
Out of some vast superior continent	С какого-то недосягаемого, обширного континента,
Knowledge breaks through trailing its radiant seas,	Прорвется Знание, неся вслед за собой свои сияющие океаны
And Nature trembles with the power, the flame.	И Природа трепещет, наполняясь пламенем и мощью.
A greater Personality sometimes	Личность более великая, иногда,
Possesses us which yet we know is ours:	Овладевает нами, но все же мы знаем, что эта Личность - наша:
Or we adore the Master of our souls.	Или с благоговейной любовью мы преклоняемся пред Властелином наших душ.
Then the small bodily ego thins and falls;	Тогда ничтожное телесное эго истончается и рушится;
No more insisting on its separate self,	Не утверждая более своей отдельности,
Losing the punctilio of its separate birth,	Теряя формальность своего обособленного рождения,
It leaves us one with Nature and with God.	Оно оставляет нас наедине с Природой, с Богом.
In moments when the inner lamps are lit	В моменты, когда внутренние светильники зажжены
And the life's cherished guests are left outside,	И столь лелеемые жизнью гости нас больше не тревожат,
Our spirit sits alone and speaks to its gulfs.	Наш дух наедине с собою беседует со своими безднами.
A wider consciousness opens then its doors;	Сознание более широкое, тогда, распахивает свои двери;
Invading from spiritual silences	Вторгаясь из духовных безмолвий,
A ray of the timeless Glory stoops awhile	Луч вневременного Великолепия нисходит на краткий миг,
To commune with our seized illumined clay	Чтобы, пленяя и просветляя, соединиться сокровенно с нашей плотью
And leaves its huge white stamp upon our lives.	И оставляет на наших жизнях свою огромную, белую печать.
In the oblivious field of mortal mind,	В полях забвенья смертного ума,
Revealed to the closed prophet eyes of trance	Явленные лишь закрытым, провидческим глазам транса,
Or in some deep internal solitude	Или в глубоком, внутреннем уединении
Witnessed by a strange immaterial sense,	Созерцаемые не здешним, не материальным чувством,
The signals of eternity appear.	Возникают знаки вечности.
The truth mind could not know unveils its face,	Истина, неведомая уму, раскрывает свой лик,
We hear what mortal ears have never heard,	И мы слышим то, что никогда не слышали уши смертных
We feel what earthly sense has never felt,	И ощущаем то, что никогда не знало земное чувство,
We love what common hearts repel and dread;	И любим то, чего боятся и избегают обычные сердца;
Our minds hush to a bright Omniscient;	Наши умы затихают, внемля сияющему Всезнанию;
A Voice calls from the chambers of the soul;	Чей-то Голос зовет нас из внутренних чертогов души;
We meet the ecstasy of the Godhead's touch	Мы ощущаем экстаз Божественного прикосновения
In golden privacies of immortal fire.	В золотых сокровищницах бессмертного огня.
These signs are native to a larger self	Эти знаки присущи великому, истинному «я»,
That lives within us by ourselves unseen;	Что живет тайно внутри нас, невидимое нам;
Only sometimes a holier influence comes,	Лишь иногда сюда доносится священное влияние,
A tide of mightier surgings bears our lives	Поток могучих волн подхватывает наши жизни
And a diviner Presence moves the soul;	И божественное Присутствие направляет душу;
Or through the earthly coverings something breaks,	Или сквозь земные покровы прорывается иногда
A grace and beauty of spiritual light,	Милость и красота духовного света
The murmuring tongue of a celestial fire.	Шепчущим языком небесного огня.
Ourself and a high stranger whom we feel,	Мы ощущаем одновременно себя и чувствуем присутствие Божественного незнакомца,
It is and acts unseen as if it were not;	Он есть, но действует так, будто его нет;
It follows the line of sempiternal birth,	Он следует дорогой вечного рождения,
Yet seems to perish with its mortal frame.	Но кажется, что вместе со своею смертной формой он умирает.
Assured of the Apocalypse to be,	Неуязвимый для надвигающегося Апокалипсиса,
It reckons not the moments and the hours;	Он не считает мгновения и часы;
Great, patient, calm it sees the centuries pass,	Великий, терпеливый и спокойный, он наблюдает, как проходят века,
Awaiting the slow miracle of our change	Ожидая медленного чуда нашего изменения
In the sure deliberate process of world-force	В надежном и неторопливом процессе мировой силы
And the long march of all-revealing Time.	И долгом марше все проявляющего Времени.
It is the origin and the master-clue,	Он источник и главный ключ,
A silence overhead, an inner voice,	Безмолвие над нашей головой, внутренний голос,
A living image seated in the heart,	Нетленный образ, живущий в нашем сердце,
An unwalled wideness and a fathomless point,	Безграничная ширь и точка неизмеримой глубины,
The truth of all these cryptic shows in Space,	Истина всех этих загадочных представлений в Пространстве,
The Real towards which our strivings move,	То, Реальное, к чему устремлены все наши усилия,
The secret grandiose meaning of our lives.	Тайный, грандиозный смысл наших жизней.
A treasure of honey in the combs of God,	Сокровище меда в сотах Бога,
A Splendour burning in a tenebrous cloak,	Великолепие, пылающее позади мрачного покрова тьмы,
It is our glory of the flame of God,	Красота Божественного пламени в нас,
Our golden fountain of the world's delight,	Золотой фонтан мирового восторга,
An immortality cowled in the cape of death,	Бессмертие, прикрытое капюшоном смерти,
The shape of our unborn divinity.	Форма нашей нерожденной божественности.
It guards for us our fate in depths within	Он хранит для нас нашу судьбу в своих потаенных глубинах,
Where sleeps the eternal seed of transient things.	Где дремлет вечное семя преходящих вещей.
Always we bear in us a magic key	Всегда мы носим в себе волшебный ключ,
Concealed in life's hermetic envelope.	Скрытый герметичной оболочкой жизни.
A burning Witness in the sanctuary	Огненный Свидетель в святилище
Regards through Time and the blind walls of Form;	Смотрит сквозь Время и глухие стены Формы;
A timeless Light is in his hidden eyes;	Вечный свет сияет в его потаенных очах;
He sees the secret things no words can speak	Он видит то, о чем не могут поведать никакие слова,
And knows the goal of the unconscious world	Он знает цель этого несознательного мира
And the heart of the mystery of the journeying years.	И сердце тайны в беге лет.

But all is screened, subliminal, mystical;	Но скрыто все, сублиминально[36] и мистично;
It needs the intuitive heart, the inward turn,	Необходимо интуитивное сердце и обращение внутрь,
It needs the power of a spiritual gaze.	Необходима сила духовного пристального взгляда.
Else to our waking mind's small moment look	А 'иначе поверхностному, сиюминутному взору обычного ума
A goalless voyage seems our dubious course	Сомнительным, бесцельным путешествием кажется наш путь,
Some Chance has settled or hazarded some Will,	Игрой какого-то неведомого Случая или рискованною авантюрой чьей-то Воли,
Or a Necessity without aim or cause	Или Необходимостью без цели иль причины,
Unwillingly compelled to emerge and be.	Что, не желая, была вынуждена, все же, проявиться и существовать.
In this dense field where nothing is plain or sure,	В этом плотном мире, где все непросто, неопределенно,
Our very being seems to us questionable,	Само наше существование нам кажется сомнительным,
Our life a vague experiment, the soul	Жизнь – загадочным экспериментом, душа -
A flickering light in a strange ignorant world,	Трепетною искрой, мерцающей среди странного мира неведения,
The earth a brute mechanic accident,	Земля – какой-то грубой, механической случайностью,
A net of death in which by chance we live.	Ловушкой смерти, в которой, по воле случая, мы оказались и живем.
All we have learned appears a doubtful guess,	Все что мы знаем, кажется сомнительной догадкой,
The achievement done a passage or a phase	Любое наше достижение - лишь эпизод или стадия,
Whose farther end is hidden from our sight,	Чей будущий исход от нашего взора скрыт
A chance happening or a fortuitous fate.	Случайным событием или прихотью судьбы.
Out of the unknown we move to the unknown.	От неизвестного мы движемся к неведомому,
Ever surround our brief existence here	Наше краткое существование здесь вечно охвачено
Grey shadows of unanswered questionings;	Серыми тенями вопросов без ответов;
The dark Inconscient's signless mysteries	Загадочные тайны темного Несознательного
Stand up unsolved behind Fate's starting-line.	Встают, неразрешимые, за стартовой линией Судьбы.
An aspiration in the Night's profound,	Какое-то стремление в глубинах Ночи,
Seed of a perishing body and half-lit mind,	Семя смертного тела и лишь наполовину просветленного ума
Uplifts its lonely tongue of conscious fire	Поднимает свой одинокий язык сознательного пламени
Towards an undying Light for ever lost;	В направлении бессмертного Света, навеки потерянного;
Only it hears, sole echo of its call,	Оно слышит только, одиноким эхом своего призыва,
The dim reply in man's unknowing heart	Неясный отклик в невежественном сердце человека
And meets, not understanding why it came	И его встречает, не понимая, зачем он пришел
Or for what reason is the suffering here,	Или по какой причине здесь существует страдание,
God's sanction to the paradox of life	Божественная санкция на парадокс жизни
And the riddle of the Immortal's birth in Time.	И загадку рождения Бессмертного во Времени.
Along a path of aeons serpentine	Вдоль извилистого серпантина эпох,
In the coiled blackness of her nescient course	Петляя слепо, во мраке своего неведомого курса,
The Earth-Goddess toils across the sands of Time.	Земля-Богиня прокладывает свой путь в зыбучих песках Времени.
A Being is in her whom she hopes to know,	В ней живет Существо, которое она надеется узнать,
A Word speaks to her heart she cannot hear,	Ее сердце внемлет Слову, что ей не дано расслышать,
A Fate compels whose form she cannot see.	Судьба принуждает ее, чью форму ей не дано предвидеть.
In her unconscious orbit through the Void	В своем несознательном вращении в Пустоте,
Out of her mindless depths she strives to rise,	Из своих, лишенных мысли, глубин она пытается подняться,
A perilous life her gain, a struggling joy;	Опасная жизнь - ее достижение и борющаяся радость;
A Thought that can conceive but hardly knows	Мысль, которая может лишь вообразить, но вряд ли знает
Arises slowly in her and creates	В ней постепенно возникает и творит
The idea, the speech that labels more than it lights;	Идею, речь, что больше навешивает ярлыки, чем проясняет;
A trembling gladness that is less than bliss	Трепетною радостью, каким-то слабым отблеском блаженства,
Invades from all this beauty that must die.	Лучиться вся эта красота, что вынуждена умирать.
Alarmed by the sorrow dragging at her feet	Ее тревожит скорбь, что тащится у ее ног
And conscious of the high things not yet won,	И осознание, еще не завоеванных, высоких вещей
Ever she nurses in her sleepless breast	В своей бессонной груди она вечно лелеет
An inward urge that takes from her rest and peace.	Внутреннее стремление, что уносит прочь ее покой и отдых.
Ignorant and weary and invincible,	Скованная неведением, измученная, но непобедимая,
She seeks through the soul's war and quivering pain	Она через трепещущую боль и бесконечные драмы души
The pure perfection her marred nature needs,	Ищет чистое совершенство своих обезображенных природных нужд,
A breath of Godhead on her stone and mire.	Дыхание Бога на своих каменьях и болотах.
A faith she craves that can survive defeat,	Веры она страстно жаждет, что сможет пережить даже поражение
The sweetness of a love that knows not death,	И сладости неумирающей любви,
The radiance of a truth for ever sure.	Сияния вечно несомненной истины.
A light grows in her, she assumes a voice,	Свет возрастает в ней, она обретает голос,
Her state she learns to read and the act she has done,	Учится осознавать свои состояния и действия,
But the one needed truth eludes her grasp,	Но самая важная истина все время ускользает от нее,
Herself and all of which she is the sign.	Истина ее самой и всех тех вещей, символом которых она является.
An inarticulate whisper drives her steps	Невнятный шепот ведет ее шаги,
Of which she feels the force but not the sense;	Она ощущает его силу, но не улавливает смысла,
A few rare intimations come as guides,	Рассеянные, немногочисленные знаки указывают ей путь,
Immense divining flashes cleave her brain,	Гигантские, божественные вспышки пронзают ее мозг,
And sometimes in her hours of dream and muse	И иногда, в часы своего сна и созерцания
The truth that she has missed looks out on her	Та истина, которую она все время упускала, вдруг смотрит на нее
As if far off and yet within her soul.	Как будто издалека и все же из пределов ее души.
A change comes near that flees from her surmise	И ближе становится то изменение, что вечно обманывает ее предположения,
And, ever postponed, compels attempt and hope,	И вечно откладывается и принуждает вновь пытаться и надеяться,
Yet seems too great for mortal hope to dare.	И, все же, кажется, слишком великим, чтобы смертный посмел о нем мечтать.
A vision meets her of supernal Powers	Ей открывается видение божественных Энергий,
That draw her as if mighty kinsmen lost	Что манят ее к себе подобно могучим родичам, потерянным когда-то,
Approaching with estranged great luminous gaze.	Приближаясь к ней с нездешними, глубокими, сияющими взорами.
Then is she moved to all that she is not	Тогда ее влечет к тому, чем никогда она прежде не была
And stretches arms to what was never hers.	И руки ее тянутся к тому, что никогда ей прежде не принадлежало.
Outstretching arms to the unconscious Void,	Простирая руки в несознательную Пустоту,
Passionate she prays to invisible forms of Gods	Она страстно возносит молитвы невидимым формам Богов,
Soliciting from dumb Fate and toiling Time	Выпрашивая у немой Судьбы и кропотливо работающего Времени,
What most she needs, what most exceeds her scope,	То, в чем более всего она нуждается и что безмерно превосходит ее пределы:
A Mind unvisited by illusion's gleams,	Ум, не обманутый ложными бликами иллюзий,
A Will expressive of soul's deity,	Волю, способную выразить божественность души,
A Strength not forced to stumble by its speed,	Силу, не спотыкающуюся из-за своей собственной поспешности
A Joy that drags not sorrow as its shade.	И Радость, что не тащит за собой печали, словно свою тень.
For these she yearns and feels them destined hers:	Этого она страстно жаждет и ощущает как что-то предназначенное ей:
Heaven's privilege she claims as her own right.	На привилегии Небес она претендует как на то, что ей принадлежит по праву.
Just is her claim the all-witnessing Gods approve,	Оправдано ее требование, которое одобряют всевидящие Боги,
Clear in a greater light than reason owns:	Что очевидно в более великом Свете, чем сумеречный свет рассудка:
Our intuitions are its title-deeds;	Наши интуитивные прозрения – его[37] верительные грамоты;
Our souls accept what our blind thoughts refuse.	Наши души приемлют то, что отвергают наши слепые мысли.
Earth's winged chimaeras are Truth's steeds in Heaven,	Крылатые химеры Земли – это летящие кони Истины в Небесах,
The impossible God's sign of things to be.	Как символ Бога тех невозможных вещей, которые должны когда-то произойти.
But few can look beyond the present state	Но лишь немногие способны заглянуть за пределы нынешнего состояния
Or overleap this matted hedge of sense.	Иль преодолеть тусклую преграду чувства.
All that transpires on earth and all beyond	Все то, что происходит на земле и за ее пределами, -
Are parts of an illimitable plan	Все это части огромного, неисчерпаемого плана,
The One keeps in his heart and knows alone.	Который знает только Единый и хранит в своем собственном сердце.
Our outward happenings have their seed within,	Внешние события, что происходят с нами, имеют свою причину в нас самих
And even this random Fate that imitates Chance,	И даже эта случайная Судьба, лишь подражающая Случаю,
This mass of unintelligible results,	И эта масса неясных результатов, -
Are the dumb graph of truths that work unseen:	Все это немая диаграмма незримо действующих истин:
The laws of the Unknown create the known.	Законы Неведомого создают все то, что нам известно.
The events that shape the appearance of our lives	События, что формируют внешнюю канву наших жизней -
Are a cipher of subliminal quiverings	Это тайный код сублиминальных, невидимых вибраций,
Which rarely we surprise or vaguely feel,	Которые мы редко замечаем или смутно ощущаем, -
Are an outcome of suppressed realities	Все это результат подавленных реалий,
That hardly rise into material day:	С трудом прорывающихся на поверхность в дневную суету:
They are born from the spirit's sun of hidden powers	Они рождены скрытыми энергиями духовного солнца,
Digging a tunnel through emergency.	Прокладывая туннель даже сквозь самый острый кризис.
But who shall pierce into the cryptic gulf	Но кто способен заглянуть в таинственную бездну
And learn what deep necessity of the soul	И выяснить в чем состояла глубочайшая нужда души,
Determined casual deed and consequence?	Что вызвала этот случайный поступок и его последствия?
Absorbed in a routine of daily acts,	Захваченные рутиной ежедневных дел,
Our eyes are fixed on an external scene;	Наши глаза прикованы ко внешней сцене;
We hear the crash of the wheels of Circumstance	Мы слышим грохочущие колеса Обстоятельств
And wonder at the hidden cause of things.	И хотим знать скрытую причину вещей.
Yet a foreseeing Knowledge might be ours,	И все же мы бы могли обрести провидческое Знание,
If we could take our spirit's stand within,	Если бы заняли внутри позицию духа
If we could hear the muffled daemon voice.	И внимали тихому голосу внутреннего гения.
Too seldom is the shadow of what must come	Но слишком редко тень того, чему назначено произойти,
Cast in an instant on the secret sense	Улавливается на мгновение тайным чувством,
Which feels the shock of the invisible,	Что ощущает вторжение незримого,
And seldom in the few who answer give	И редко в тех немногих, кто обладает способностью откликнуться,
The mighty process of the cosmic Will	Могучее течение космической Воли
Communicates its image to our sight,	Передает свой образ нашему видению,
Identifying the world's mind with ours.	Отождествляя вселенский ум с человеческим умом.
Our range is fixed within the crowded arc	Наш кругозор фиксирован в тесных границах
Of what we observe and touch and thought can guess	Того, что видим мы, чего касаемся и что доступно догадке нашей мысли,
And rarely dawns the light of the Unknown	И редко вспыхивает свет Неведомого,
Waking in us the prophet and the seer.	Пробуждая в нас пророка и провидца.
The outward and the immediate are our field,	Лишь внешнее и непосредственное – вот наша сфера,
The dead past is our background and support;	Мертвое прошлое нам служит основанием и опорой;
Mind keeps the soul prisoner, we are slaves to our acts;	Ум держит душу в заточении, мы рабы наших собственных действий;
We cannot free our gaze to reach wisdom's sun.	Мы не способны освободить свой взор, чтобы прикоснуться к солнцу мудрости.
Inheritor of the brief animal mind,	Наследник сиюминутного ума животного,
Man, still a child in Nature's mighty hands,	Человек, еще дитя в могучих руках Природы,
In the succession of the moments lives;	Живет в потоке мгновений;
To a changing present is his narrow right;	Он имеет ограниченное право лишь на изменяющееся настоящее;
His memory stares back at a phantom past,	Его память прикована к фантому прошлого,
The future flees before him as he moves;	А будущее, по мере того, как он продвигается, убегает от него;
He sees imagined garments, not a face.	Он видит не лицо, а лишь воображаемые покровы.
Armed with a limited precarious strength,	Вооруженный ограниченной и ненадежной силой,
He saves his fruits of work from adverse chance.	Он пытается спасти плоды своего труда от враждебного случая.
A struggling ignorance is his wisdom's mate:	Борющееся неведение – товарищ его мудрости:
He waits to see the consequence of his acts,	Он ждет, чтобы увидеть результаты своих действий
He waits to weigh the certitude of his thoughts,	И убедиться в подлинности своих мыслей,
He knows not what he shall achieve or when;	Но он не знает, чего он достигнет или когда;
He knows not whether at last he shall survive,	И выживет ли он вообще, в конце концов,
Or end like the mastodon and the sloth	Иль вымрет подобно мастодонту или ленивцу,
And perish from the earth where he was king.	Исчезнув навсегда с лица Земли, где он когда-то был царем.
He is ignorant of the meaning of his life,	Он пребывает в неведении о смысле своей жизни
He is ignorant of his high and splendid fate.	И о своей высокой и великолепной судьбе.
Only the Immortals on their deathless heights	Только Бессмертные на своих вечных высотах,
Dwelling beyond the walls of Time and Space,	Живущие за гранью Времени и Пространства,
Masters of living, free from the bonds of Thought,	Мастера жизни, свободные от оков Мысли,
Who are overseers of Fate and Chance and Will	Наблюдающие за Волей, Случаем и Судьбой,
And experts of the theorem of world-need,	Эксперты теоремы мировой необходимости
Can see the Idea, the Might that change Time's course,	Способные видеть Идею, Могущество, меняющее ход Времени,
Come maned with light from undiscovered worlds,	В ореоле света нисходят сюда из неведомых миров,
Hear, while the world toils on with its deep blind heart,	Лишь они слышат, пока мир трудится в своем глубоком слепом сердце,
The galloping hooves of the unforeseen event,	Стук приближающихся копыт непредсказуемого события,
Bearing the superhuman Rider, near	Которое несет с собой сверхчеловеческого Всадника,
And, impassive to earth's din and startled cry,	И, безразличные к земному шуму и испуганному крику,
Return to the silence of the hills of God;	Вновь возвращаются в безмолвие божественных холмов;
As lightning leaps, as thunder sweeps, they pass	Свернув как молния, обрушившись как гром, они проносятся,
And leave their mark on the trampled breast of Life.	Оставляяя свой след на истоптанной груди Жизни.
Above the world the world-creators stand,	Над миром пребывают творцы мира,
In the phenomenon see its mystic source.	Они видят в явлении его мистический источник.
These heed not the deceiving outward play,	Они не обращают внимания на эфемерную, внешнюю игру,
They turn not to the moment's busy tramp,	Не оборачиваются на топот озабоченных шагов мгновения,
But listen with the still patience of the Unborn	Но слушают с бесстрастным терпением Нерожденных
For the slow footsteps of far Destiny	Медленную поступь какой-то далекой Судьбы,
Approaching through huge distances of Time,	Что приближается через чудовищные бездны Времени,
Unmarked by the eye that sees effect and cause,	Незримо для глаз, видящих лишь причину и следствие,
Unheard mid the clamour of the human plane.	Неуловимо среди шума человеческой суеты.
Attentive to an unseen Truth they seize	Внимая незримой Истине, они улавливают
A sound as of invisible augur wings,	Звук пророческих, невидимых крыльев,
Voices of an unplumbed significance,	Голоса непостижимого смысла,
Mutterings that brood in the core of Matter's sleep.	Глухое бормотание в центре сна Материи.
In the heart's profound audition they can catch	В глубинах внемлющего сердца, они способны уловить
The murmurs lost by Life's uncaring ear,	Негромкий шепот, не различаемый беспечным ухом Жизни,
A prophet-speech in Thought's omniscient trance.	Пророческую речь во всеведующем трансе Мысли.
Above the illusion of the hopes that pass,	Поверх иллюзии временных надежд,
Behind the appearance and the overt act,	За внешней видимостью и очевидным фактом,
Behind this clock-work Chance and vague surmise,	За этим механичным Случаем и смутною догадкой,
Amid the wrestle of force, the trampling feet,	Средь столкновения сил и топающих ног,
Across the cries of anguish and of joy,	Сквозь крики радости и муки,
Across the triumph, fighting and despair,	Через триумф, борьбу и отчаянье
They watch the Bliss for which earth's heart has cried	Они созерцают Блаженство, которого так страстно жаждет сердце земли,
On the long road which cannot see its end	На этой долгой дороге, что не видит своего конца,
Winding undetected through the sceptic days	Петляя неприметно через скептические дни
And to meet it guide the unheedful moving world.	И направляет к встрече с ним этот беспечный, неугомонный мир.
Thus will the masked Transcendent mount his throne.	Так, прикрывшись маской, взойдет на трон Трансцендентное,
When darkness deepens strangling the earth's breast	Когда сгустится тьма и сдавит удушьем грудь Земли
And man's corporeal mind is the only lamp,	И единственным светом будет лишь телесный ум человека,
As a thief's in the night shall be the covert tread	Словно у вора в ночи, неуловима будет поступь
Of one who steps unseen into his house.	Того, кто войдет в его дом незримо.
A Voice ill-heard shall speak, the soul obey,	Голос, чуть слышный, заговорит, душа послушается,
A Power into mind's inner chamber steal,	Могущество проникнет во внутренние палаты ума,
A charm and sweetness open life's closed doors	Очарование и сладость распахнут запертые двери жизни
And beauty conquer the resisting world,	И красота завоюет сопротивляющийся мир,
The Truth-Light capture Nature by surprise,	Свет Истины захватит врасплох Природу,
A stealth of God compel the heart to bliss	Украдкой Бог принудит сердце к блаженству
And earth grow unexpectedly divine.	И земля неожиданно станет божественной.
In Matter shall be lit the spirit's glow,	В Материи возгорится свет духа,
In body and body kindled the sacred birth;	Тела будут охвачены пламенем священного рождения;
Night shall awake to the anthem of the stars,	Ночь пробудится, чтобы услышать гимн звезд,
The days become a happy pilgrim march,	Дни полетят вперед счастливым маршем пилигрима,
Our will a force of the Eternal's power,	Наша воля станет Силой Вечного,
And thought the rays of a spiritual sun.	А наши мысли лучами духовного солнца.
A few shall see what none yet understands;	Некоторые увидят то, чего никто еще не понимает;
God shall grow up while the wise men talk and sleep;	Бог будет расти, пока мудрые мужи будут говорить и спать;
For man shall not know the coming till its hour	Ибо человек не узнает грядущее до назначенного часа
And belief shall be not till the work is done.	И не поверит, пока работа не будет сделана.

A Consciousness that knows not its own truth,	Сознание, не знающее своей собственной истины,
A vagrant hunter of misleading dawns,	Охотником-скитальцем, бегущим за ложными рассветами,
Between the being's dark and luminous ends	Меж темными и светлыми концами бытия,
Moves here in a half-light that seems the whole:	Здесь движется в полусвете, что кажется ему всем светом:
An interregnum in Reality	Брешь в Реальности,
Cuts off the integral Thought, the total Power;	Что разрывает целостную Мысль, тотальное Могущество;
It circles or stands in a vague interspace,	Оно движется кругами или пребывает в каком-то неясном межпространстве,
Doubtful of its beginning and its close,	В сомнении о своем начале и своем завершении,
Or runs upon a road that has no end;	Иль мчится по дороге, не имеющей конца;
Far from the original Dusk, the final Flame	Вдали от изначальных Сумерек и триумфального Огня,
In some huge void Inconscience it lives,	Оно живет в каком-то пустом, гигантском Несознании,
Like a thought persisting in a wide emptiness.	Подобно мысли, пытающейся выжить в бескрайней пустоте.
As if an unintelligible phrase	Как непонятная фраза
Suggested a million renderings to the Mind,	Внушает бесчисленные толкования Уму,
It lends a purport to a random world.	Так оно придает смысл этому беспорядочному миру.
A conjecture leaning upon doubtful proofs,	Догадку, опирающуюся на сомнительные доказательства,
A message misunderstood, a thought confused	Неверно понятую весть и путаную мысль,
Missing its aim is all that it can speak	Все время упускающую свою цель – вот все, что оно может сказать,
Or a fragment of the universal word.	Или отразить фрагмент божественного слова.
It leaves two giant letters void of sense	Оно[38] оставляет две огромные, бессмысленные, буквы
While without sanction turns the middle sign	Меняя без санкции средний знак,
Carrying an enigmatic universe,	В котором - загадка всей вселенной,
As if a present without future or past	Как если б настоящее без будущего и прошлого
Repeating the same revolution's whirl	В одном и том же бессмысленном кружении
Turned on its axis in its own Inane.	Вращалось на его оси в его же собственной Пустоте.
Thus is the meaning of creation veiled;	Так от нас скрывается смысл творения;
For without context reads the cosmic page:	Ибо без контекста мы читаем космическую страницу:
Its signs stare at us like an unknown script,	Ее знаки нам кажутся каким-то неизвестным шрифтом,
As if appeared screened by a foreign tongue	Словно написанные на непонятном, незнакомом языке,
Or code of splendour signs without a key	Или сияющей тайнописью, к которой нет ключа,
A portion of a parable sublime.	Отрывком из какой-то величественной притчи.
It wears to the perishable creature's eyes	Оно являет глазам смертного
The grandeur of a useless miracle;	Великолепие какого-то бессмысленного чуда;
Wasting itself that it may last awhile,	Растрачивая себя так, чтобы продлиться еще какое-то время,
A river that can never find its sea,	Рекою, что никогда не может обрести свой океан,
It runs through life and death on an edge of Time;	Оно бежит через жизнь и смерть по краю Времени;
A fire in the Night is its mighty action's blaze.	Огонь, пылающий в Ночи – лишь отблеск его могущественного действия.
This is our deepest need to join once more	Это наша глубочайшая нужда, - вновь соединить то,
What now is parted, opposite and twain,	Что разъединено, раздвоено, находится в оппозиции друг другу,
Remote in sovereign spheres that never meet	Разбросано в далеких, независимых и никогда не пересекающихся сферах
Or fronting like far poles of Night and Day.	Или противостоит друг другу подобно далеким полюсам Ночи и Дня.
We must fill the immense lacuna we have made,	Нам надо заполнить, сотворенную нами, чудовищную пустоту,
Re-wed the closed finite's lonely consonant	Вновь объединить в созвучии согласный одинокий закрытый звук конечного
With the open vowels of Infinity,	И гласные, открытые звуки Бесконечного,
A hyphen must connect Matter and Mind,	Связующая нить должна соединить Материю и Ум
The narrow isthmus of the ascending soul:	Узкой тропой восходящей души:
We must renew the secret bond in things,	Мы вновь должны обрести тайную связь в вещах,
Our hearts recall the lost divine Idea,	Призвать в наши сердца потерянную божественную Идею,
Reconstitute the perfect word, unite	Снова сложить совершенное слово и объединить
The Alpha and the Omega in one sound;	В едином звуке Альфу и Омегу;
Then shall the Spirit and Nature be at one.	Тогда Дух и Природа обретут единство.
Two are the ends of the mysterious plan.	Два полюса есть у мистического плана.
In the wide signless ether of the Self,	В безграничном, лишенном форм, эфире Истинного Я,
In the unchanging Silence white and nude,	В белом, пустом, неизменном Безмолвии,
Aloof, resplendent like gold dazzling suns	В стороне от мира, сияющие как золотые, ослепительные солнца,
Veiled by the ray no mortal eye can bear,	Скрытые лучами, которые невыносимы для глаза смертных,
The Spirit's bare and absolute potencies	Свободные и абсолютные могущества Духа,
Burn in the solitude of the thoughts of God.	Пылают в уединении мыслей Бога.
A rapture and a radiance and a hush,	Восторг, сияние и тишина,
Delivered from the approach of wounded hearts,	Свободные от прикосновения израненных сердец,
Denied to the Idea that looks at grief,	Отрицая Идею, что видит горе,
Remote from the Force that cries out in its pain,	Далекие от Силы, что кричит от своей боли,
In his inalienable bliss they live.	Они живут в его[39] нерушимом блаженстве.
Immaculate in self-knowledge and self-power,	Безупречные в знании себя и в собственном своем могуществе,
Calm they repose on the eternal Will.	Безмятежные, они полагаются на вечную Волю.
Only his law they count and him obey;	Только его закон они принимают в расчет и лишь ему подчиняются;
They have no goal to reach, no aim to serve.	У них нет цели, которую надо было бы достичь или замыслов, которым следовало б служить.
Implacable in their timeless purity,	В своей вечной чистоте неумолимые,
All barter or bribe of worship they refuse;	Они отвергают любые сделки, взятки или поклонение;
Unmoved by cry of revolt and ignorant prayer	Безразличные к воплям бунта и невежественной молитве,
They reckon not our virtue and our sin;	Они не считают наши грехи и добродетели,
They bend not to the voices that implore,	Не склоняются, чтобы ответить молящим голосам,
They hold no traffic with error and its reign;	И не торгуются с ошибкой и ее царством, -
They are guardians of the silence of the Truth,	Стражи безмолвия Истины,
They are keepers of the immutable decree.	Хранители ее непреложного декрета.
A deep surrender is their source of might,	Глубокая самоотдача – источник их могущества,
A still identity their way to know,	Спокойное отождествление – способ их познания,
Motionless is their action like a sleep.	Их действие неподвижно, подобно сну.
At peace, regarding the trouble beneath the stars,	Спокойные, они взирают на беспокойный мир внизу под звездами,
Deathless, watching the works of Death and Chance,	Бессмертные, наблюдают работу Случая и Смерти,
Immobile, seeing the millenniums pass,	Неподвижные, наблюдают как проходят тысячелетия,
Untouched while the long map of Fate unrolls,	Безучастные, пока развертывается длинная карта Судьбы,
They look on our struggle with impartial eyes,	Они смотрят на нашу борьбу бесстрастными глазами
And yet without them cosmos could not be.	И все же космос не мог бы существовать без них.
Impervious to desire and doom and hope,	Свободное от желаний, надежд и превратностей судьбы,
Their station of inviolable might	Их состояние нерушимого могущества
Moveless upholds the world's enormous task,	Неподвижно поддерживает огромную задачу мира,
Its ignorance is by their knowledge lit,	Их знание озаряет его неведение,
Its yearning lasts by their indifference.	Благодаря их бесстрастию продолжается его страстное стремление.
As the height draws the low ever to climb,	Как высоты вечно увлекают ввысь низы,
As the breadths draw the small to adventure vast,	Как необъятные просторы толкают ограниченность рискнуть измерить беспредельность,
Their aloofness drives man to surpass himself.	Так их отчужденность принуждает человека превзойти себя.
Our passion heaves to wed the Eternal's calm,	Наша страсть вздымается, чтобы обручиться с покоем Вечного.
Our dwarf-search mind to meet the Omniscient's light,	Наш ищущий, карликовый ум устремляется ввысь, чтобы встретить свет Всеведующего,
Our helpless hearts to enshrine the Omnipotent's force.	Наши беспомощные сердца расширяются, чтобы вместить силу Всемогущего.
Acquiescing in the wisdom that made hell	Безмолвно соглашаясь с мудростью, что сотворила ад,
And the harsh utility of death and tears,	Жестокую необходимость смерти и слез,
Acquiescing in the gradual steps of Time,	Безмолвно принимая медленную поступь Времени,
Careless they seem of the grief that stings the world's heart,	Они кажутся безразличными к той скорби, что терзает сердце мира,
Careless of the pain that rends its body and life;	И к той боли, что терзает его жизнь и тело;
Above joy and sorrow is that grandeur's walk:	За гранью радости и скорби пролегает путь этого величия:
They have no portion in the good that dies,	Они безучастны к добру, которое умирает,
Mute, pure, they share not in the evil done;	Безмолвные, чистые, они не сопричастны совершённому злу;
Else might their strength be marred and could not save.	Иначе их сила была бы искажена и не могла спасать.
Alive to the truth that dwells in God's extremes,	Чуткий к истине, что живет в Божественных крайностях,
Awake to a motion of all-seeing Force,	Осознавая движение всевидящей Силы,
The slow outcome of the long ambiguous years	И медленный исход долгих неясных лет,
And the unexpected good from woeful deeds,	И нежданное благо, возникающее из горя и бед,
The immortal sees not as we vainly see.	Бессмертный взор видит все иначе, не так как суетный взгляд смертного.
He looks on hidden aspects and screened powers,	Он видит скрытые аспекты и невидимые силы,
He knows the law and natural line of things.	Он знает закон и естественный ход вещей.
Undriven by a brief life's will to act,	Его не принуждает действовать кратковременная воля жизни,
Unharassed by the spur of pity and fear,	Он не подвластен внушениям жалости и страха
He makes no haste to untie the cosmic knot	И не спешит распутать космические узлы
Or the world's torn jarring heart to reconcile.	Или излечить разорванное, трепещущее сердце мира.
In Time he waits for the Eternal's hour.	Во Времени он ожидает прихода часа Вечности.
Yet a spiritual secret aid is there;	Но все же скрытая духовная помощь всегда здесь;
While a tardy Evolution's coils wind on	Пока неторопливо развертываются витки Эволюции
And Nature hews her way through adamant	И Природа прорубает себе дорогу сквозь алмаз,
A divine intervention thrones above.	Над всем царит Божественное вмешательство.
Alive in a dead rotating universe	Живые в этой мертвой, кружащейся вселенной,
We whirl not here upon a casual globe	Мы не просто брошены здесь на произвол судьбы, чтобы вращаться на этом случайном земном шаре,
Abandoned to a task beyond our force;	Обреченные на то, чтобы решать задачу, что нам не под силу:
Even through the tangled anarchy called Fate	Даже через запутанную анархию Судьбы
And through the bitterness of death and fall	И через горечь смерти и падения,
An outstretched Hand is felt upon our lives.	Протянутая нам Рука ощущается на наших жизнях.
It is near us in unnumbered bodies and births;	Она всегда рядом с нами в наших бесчисленных рождениях и телах;
In its unslackening grasp it keeps for us safe	Своею неослабной хваткой она хранит для нас в безопасности
The one inevitable supreme result	Один высокий и неизбежный результат,
No will can take away and no doom change,	Который не могут отменить никакой рок и ничья воля, -
The crown of conscious Immortality,	Венец сознательного Бессмертия,
The godhead promised to our struggling souls	Который Бог когда-то обещал нашим борющимся душам,
When first man's heart dared death and suffered life.	Когда впервые сердце человека отважилось на смерть и полную страданий жизнь.
One who has shaped this world is ever its lord:	Тот, кто сотворил этот мир – его властелин навеки:
Our errors are his steps upon the way;	Наши ошибки – это ступени на его пути;
He works through the fierce vicissitudes of our lives,	Он трудится через неистовые злоключения наших жизней,
He works through the hard breath of battle and toil,	Через напряженное дыхание битвы и тяжкого труда,
He works through our sins and sorrows and our tears,	Через наши грехи, страдания и слезы,
His knowledge overrules our nescience;	Его знание побеждает наше неведение;
Whatever the appearance we must bear,	Какое бы обличье нам не пришлось сейчас носить,
Whatever our strong ills and present fate,	Как бы не были сильны наши болезни и какой бы не была наша сегодняшняя судьба,
When nothing we can see but drift and bale,	Когда мы ничего уж более не можем видеть, кроме несчастий и постоянных перемен,
A mighty Guidance leads us still through all.	Нас через все ведет его Могучая Рука.
After we have served this great divided world	После того как мы послужим этому великому, разделенному миру,
God's bliss and oneness are our inborn right.	Божественное блаженство и единство будут даны нам как наше врожденное право.
A date is fixed in the calendar of the Unknown,	Дата уже назначена в календаре Неведомого,
An anniversary of the Birth sublime:	Годовщина[40] высочайшего Рождения:
Our soul shall justify its chequered walk,	Наша душа оправдает для себя свой тернистый путь,
All will come near that now is naught or far.	Все подойдет близко к тому, что сейчас кажется ничем или чем-то далеким.
These calm and distant Mights shall act at last.	Эти безмятежные, далекие Могущества, в конце концов, начнут действовать.
Immovably ready for their destined task,	Неподвижные, они готовы к задаче, им назначенной,
The ever-wise compassionate Brilliances	Эти всемудрые, сострадательные Великолепия
Await the sound of the Incarnate's voice	Ожидают лишь звука голоса Воплощенного,
To leap and bridge the chasms of Ignorance	Чтобы устремиться вниз и навести мосты через пропасти Неведения
And heal the hollow yearning gulfs of Life	И излечить пустые, тоскующие бездны Жизни
And fill the abyss that is the universe.	И заполнить эту бездну, какой является вселенная.
Here meanwhile at the Spirit's opposite pole	А тем временем здесь, на противоположном полюсе Духа,
In the mystery of the deeps that God has built	В этой, сотворенной Богом, мистерии глубин,
For his abode below the Thinker's sight,	Чтобы пребывать здесь незримо для взора Мыслителя[41],
In this compromise of a stark absolute Truth	В этом компромиссе абсолютной, непреложной Истины
With the Light that dwells near the dark end of things,	И Света, что горит у темного конца вещей,
In this tragi-comedy of divine disguise,	В этой феерической трагикомедии божественного маскарада,
This long far seeking for joy ever near,	Этом долгом поиске радости, что вечно рядом,
In the grandiose dream of which the world is made,	В этом грандиозном сне, из которого был сотворен мир,
In this gold dome on a black dragon base,	В этом золотом дворце, что высится на темном основании дракона,
The conscious Force that acts in Nature's breast,	В сердце Природы действует Сознательная Сила,
A dark-robed labourer in the cosmic scheme	Труженица, облаченная в темные одежды, в этом космическом замысле,
Carrying clay images of unborn gods,	Несущая глиняные образы еще нерожденных богов,
Executrix of the inevitable Idea	Исполнительница неизбежной Идеи,
Hampered, enveloped by the hoops of Fate,	Скованная, опутанная кольцами Судьбы,
Patient trustee of slow eternal Time,	Терпеливая доверенная вечного, неторопливого Времени,
Absolves from hour to hour her secret charge.	Час за часом исполняет свою тайную миссию.
All she foresees in masked imperative depths;	Все она предвидит в таинственных, повелительных глубинах;
The dumb intention of the unconscious gulfs	Немое стремление несознательных Бездн
Answers to a will that sees upon the heights,	Отвечает воле, что устремляет свой взор на высоты,
And the evolving Word's first syllable	И первый слог Слова в восходящей эволюции творения,
Ponderous, brute-sensed, contains its luminous close,	Грубый и почти бессмысленный, несет в себе свое сияющее завершение,
Privy to a summit victory's vast descent	Сопричастный высоте, откуда низойдет широчайшая победа,
And the portent of the soul's immense uprise.	Предвестник бесконечного восхождения души.

All here where each thing seems its lonely self	Все здесь, где каждая вещь кажется отдельной,
Are figures of the sole transcendent One:	Это формы одного трансцендентного Единого:
Only by him they are, his breath is their life;	Лишь благодаря ему они существуют и его дыхание – это их жизнь;
An unseen Presence moulds the oblivious clay.	Незримое Присутствие формирует погруженную в забвение материю.
A playmate in the mighty Mother's game,	Сокровенный друг в игре могущественной Матери,
One came upon the dubious whirling globe	Он нисходит на этот ненадежный, вращающийся земной шар,
To hide from her pursuit in force and form.	Чтобы спрятаться от ее преследования в силе и в форме.
A secret spirit in the Inconscient's sleep,	Тайный дух, живущий во сне Несознательного,
A shapeless Energy, a voiceless Word,	Бесформенная Энергия, безмолвное Слово,
He was here before the elements could emerge,	Он был здесь прежде, чем возникли природные стихии,
Before there was light of mind or life could breathe.	Прежде, чем возгорелся свет ума или пробудилось дыхание жизни.
Accomplice of her cosmic huge pretence,	Соучастник ее грандиозного космического представления,
His semblances he turns to real shapes	Он превращает свои подобия в реально существующие формы
And makes the symbol equal with the truth:	И творит символ, равный истине:
He gives to his timeless thoughts a form in Time.	Он придает своим вечным мыслям форму во Времени.
He is the substance, he the self of things;	Он – субстанция, единый дух вещей;
She has forged from him her works of skill and might:	Из него она ваяет творения своего могущества и виртуозного искусства:
She wraps him in the magic of her moods	Она окутывает его магией своих причуд
And makes of his myriad truths her countless dreams.	И из мириадов его истин сплетает свои неисчислимые грезы. .
The Master of being has come down to her,	Властелин существования нисходит к ней,
An immortal child born in the fugitive years.	Как бессмертное дитя, рождаясь в потоке лет.
In objects wrought, in the persons she conceives,	В тех вещах, которые она задумывает и в личностях, которые она воображает,
Dreaming she chases her idea of him,	Грезя, она преследует свою идею о нем
And catches here a look and there a gest:	И повсюду ловит его образ и деяние:
Ever he repeats in them his ceaseless births.	Вечно он повторяет в них свои непрекращающиеся рождения.
He is the Maker and the world he made,	Он - Творец и он сотворил этот мир,
He is the vision and he is the Seer;	Он - виденье, и он же Видящий;
He is himself the actor and the act,	Он - Актер, и он же представление,
He is himself the knower and the known,	Он сам знающий и то, что познается,
He is himself the dreamer and the dream.	Он сам и грезящий, и грезы.
There are Two who are One and play in many worlds;	Двое, которые есть Одно, играют во множестве миров;
In Knowledge and Ignorance they have spoken and met	В Знании, и в Неведении они встречаются и говорят,
And light and darkness are their eyes' interchange;	И свет, и тьма в их сталкивающихся взорах;
Our pleasure and pain are their wrestle and embrace,	Наши боль и удовольствие – это их объятия и борьба,
Our deeds, our hopes are intimate to their tale;	Наши дела, наши надежды – сокровенный сюжет их истории:
They are married secretly in our thought and life.	Они повенчаны тайно в наших мыслях и жизнях.
The universe is an endless masquerade:	Вселенная – это бесконечный маскарад,
For nothing here is utterly what it seems;	Ибо ничто здесь не является всецело тем, чем кажется;
It is a dream-fact vision of a truth	Это виденье истины сквозь грезы-факты,
Which but for the dream would not be wholly true,	Но если бы не эти грезы, то истина не была бы полностью истинной,
A phenomenon stands out significant	Многозначный феномен проявляется
Against dim backgrounds of eternity;	На смутном фоне вечности;
We accept its face and pass by all it means;	Мы видим лишь его внешнюю сторону, упуская все то, что он означает;
A part is seen, we take it for the whole.	Видимая часть нам представляется как целое.
Thus have they made their play with us for roles:	Так они ставят эту пьесу, где мы исполняем роли:
Author and actor with himself as scene,	Автор и актер, что сам себе же служит сценой,
He moves there as the Soul, as Nature she.	Он действует здесь как Душа и как Природа она.
Here on the earth where we must fill our parts,	Здесь, на земле где мы должны играть свои роли,
We know not how shall run the drama's course;	Нам неизвестно дальнейшее развитие сюжета этой драмы;
Our uttered sentences veil in their thought.	Реплики, которые мы произносим, вплетены в их тайный замысел.
Her mighty plan she holds back from our sight:	Она не раскрывает перед нами свой могучий план,
She has concealed her glory and her bliss	Не показывает свое великолепие и свое блаженство
And disguised the Love and Wisdom in her heart;	И таит Любовь и Мудрость в своем сердце;
Of all the marvel and beauty that are hers,	Из всего великолепия ее чудес и красоты,
Only a darkened little we can feel.	Мы можем почувствовать лишь какую-то омраченную малость.
He too wears a diminished godhead here;	И он тоже носит здесь облик какого-то приниженного божества,
He has forsaken his omnipotence,	Он жертвует своим Всемогуществом,
His calm he has foregone and infinity.	Он отказывается от своего покоя и своей бесконечности.
He knows her only, he has forgotten himself;	Он знает лишь ее, он позабыл себя,
To her he abandons all to make her great.	Ради нее он бросает все, чтобы сделать ее великой.
He hopes in her to find himself anew,	В ней он надеется вновь обрести себя,
Incarnate, wedding his infinity's peace	Воплощаясь, соединяя покой своей бесконечности
To her creative passion's ecstasy.	С вдохновенным экстазом ее творческой страсти.
Although possessor of the earth and heavens,	Хотя он властелин земли и небес,
He leaves to her the cosmic management	Он оставляет ей управление космосом,
And watches all, the Witness of her scene.	Наблюдая за всем, как Свидетель ее игры.
A supernumerary on her stage,	Как статист на сцене ее театра,
He speaks no words or hides behind the wings.	Он хранит молчание или скрывается позади кулис.
He takes birth in her world, waits on her will,	Он рождается в ее мире и ожидает ее воли,
Divines her enigmatic gesture's sense,	Предугадывает смысл ее загадочных жестов
The fluctuating chance turns of her mood,	И колеблющиеся, случайные перемены ее настроений,
Works out her meanings she seems not to know	Воплощает ее намерения, которые она сама, кажется, не знает,
And serves her secret purpose in long Time.	И служит ее тайной цели в долгом Времени.
As one too great for him he worships her;	Он поклоняется ей как слишком великой для себя,
He adores her as his regent of desire,	Боготворит ее как королеву своих желаний,
He yields to her as the mover of his will,	Покоряется ей как той, кто управляет его волей,
He burns the incense of his nights and days	Воскуряя фимиам своих ночей и дней,
Offering his life, a splendour of sacrifice.	Предлагает ей свою жизнь как пламенную жертву.
A rapt solicitor for her love and grace,	Восторженный искатель ее любви и милости,
His bliss in her to him is his whole world:	Его блаженство в ней – это весь его мир:
He grows through her in all his being's powers;	Он прорастает в ней всеми силами своего существа;
He reads by her God's hidden aim in things.	Через нее он читает в вещах тайную цель Бога.
Or, a courtier in her countless retinue,	Или как придворный ее неисчислимой свиты,
Content to be with her and feel her near	Довольствуясь лишь тем, чтобы быть с нею и чувствовать ее рядом,
He makes the most of the little that she gives	Он творит великое из того малого, что она соблаговолит ему дать
And all she does drapes with his own delight.	И все, что она делает, он украшает своим собственным восторгом.
A glance can make his whole day wonderful,	Ее случайный взгляд может сделать чудесным весь его день,
A word from her lips with happiness wings the hours.	Слово, сорвавшееся с ее губ, окрыляет блаженством все его часы.
He leans on her for all he does and is:	Он полагается на нее во всем, что делает и чем является:
He builds on her largesses his proud fortunate days	На ее щедротах строит свои гордые, удачливые дни,
And trails his peacock-plumaged joy of life	Щеголяет в пышных одеждах радости жизни
And suns in the glory of her passing smile.	И греется в сиянии ее мимолетной улыбки.
In a thousand ways he serves her royal needs;	Тысячами путями он служит ее королевским нуждам;
He makes the hours pivot around her will,	Он делает время осью вращения ее воли,
Makes all reflect her whims; all is their play:	Все вокруг он заставляет отражать ее каприз; все это - их игра и:
This whole wide world is only he and she.	Весь этот безграничный мир – лишь он и она.

This is the knot that ties together the stars:	Это узел, который связывает вместе звезды:
The Two who are one are the secret of all power,	Эти Двое – одно, в них тайна всякой силы,
The Two who are one are the might and right in things.	Эти Двое – едины, в них могущество и закон в вещах.
His soul, silent, supports the world and her,	Его душа безмолвно поддерживает ее и мир,
His acts are her commandment's registers.	Все его действия воплощают лишь ее команды.
Happy, inert, he lies beneath her feet:	Счастливый и пассивный, он лежит под ее ногами:
His breast he offers for her cosmic dance	Он превращает свою грудь в сцену для ее космического танца,
Of which our lives are the quivering theatre,	В котором наши жизни лишь трепещущий театр
And none could bear but for his strength within,	И никто не смог бы вынести это, если бы не его сила внутри
Yet none would leave because of his delight.	И все же, благодаря его восторгу, никто не спешит уйти отсюда.
His works, his thoughts have been devised by her,	Она изобретает все его мысли и дела,
His being is a mirror vast of hers:	Его существование – это ее безграничное зеркало:
Active, inspired by her he speaks and moves;	Вдохновляемый ею, деятельный, он говорит и движется;
His deeds obey her heart's unspoken demands:	Все его действия подчиняются невыразимым желаниям ее сердца:
Passive, he bears the impacts of the world	Пассивный, он выносит удары этого мира,
As if her touches shaping his soul and life:	Как ее прикосновения, формирующие его душу и жизнь:
His journey through the days is her sun-march;	Он шагает через дни ее солнечным маршем;
He runs upon her roads; hers is his course.	Он бежит по ее дорогам, следует ее маршрутами.
A witness and student of her joy and dole,	Свидетель и ученик ее радости и скорби,
A partner in her evil and her good,	Партнер ее добра и ее зла,
He has consented to her passionate ways,	Он дал согласие на ее страстные пути,
He is driven by her sweet and dreadful force.	Его несет ее ужасная и сладостная сила.
His sanctioning name initials all her works;	Его санкционирующее имя дает начало всем ее трудам;
His silence is his signature to her deeds;	Его молчание – это его подпись на всех ее делах;
In the execution of her drama's scheme,	В разыгрывании сюжета ее драмы,
In her fancies of the moment and its mood,	В фантазиях и прихотях ее мгновений,
In the march of this obvious ordinary world	В жизни этого обычного и очевидного мира,
Where all is deep and strange to the eyes that see	Где все так глубоко и странно для прозревших глаз,
And Nature's common forms are marvel-wefts,	И обычные формы Природы сплетаются в чудесные кружева,
She through his witness sight and motion of might	Она через его свидетельствующий взгляд и действие могущества,
Unrolls the material of her cosmic Act,	Развертывает материал своего космического Действа,
Her happenings that exalt and smite the soul,	Ее события, что возносят и низвергают душу,
Her force that moves, her powers that save and slay,	Ее сила, что всем движет, ее энергии, что убивают и спасают,
Her Word that in the silence speaks to our hearts,	Ее Слово, безмолвно говорящее с нашими сердцами,
Her silence that transcends the summit Word,	Ее молчание, превосходящее даже высочайшее Слово,
Her heights and depths to which our spirit moves,	Ее высоты и глубины, к которым движется наш дух,
Her events that weave the texture of our lives	Ее события, что ткут ткань наших жизней,
And all by which we find or lose ourselves,	Все то, благодаря чему мы теряем себя или обретаем,
Things sweet and bitter, magnificent and mean,	Все сладостное и горькое, великолепное и отвратительное,
Things terrible and beautiful and divine.	Все ужасное, прекрасное и божественное.
Her empire in the cosmos she has built,	Она творит свое царство в космосе
He is governed by her subtle and mighty laws.	И управляет Им[42] с помощью своих тонких и могучих, законов.
His consciousness is a babe upon her knees,	Его сознание – дитя, резвящееся на ее коленях,
His being a field of her vast experiment,	Его существование - область ее бесконечного эксперимента,
Her endless space is the playground of his thoughts;	Ее бесконечное пространство – это игровая площадка его мыслей;
She binds to knowledge of the shapes of Time	Она привязывает к знанию форм Времени
And the creative error of limiting mind	И к творческой ошибке ограниченного ума,
And chance that wears the rigid face of fate	И к случаю, что носит суровую маску судьбы,
And her sport of death and pain and Nescience,	И к своей игре в смерть, боль и Необходимость
His changed and struggling immortality.	Его меняющееся и борющееся бессмертие.
His soul is a subtle atom in a mass,	Его душа – это тончайший атом в массе,
His substance a material for her works.	Его субстанция – материал для ее творений.
His spirit survives amid the death of things,	Его дух продолжает жить среди гибель вещей,
He climbs to eternity through being's gaps,	Он восходит к Вечности через бездны в своем существе,
He is carried by her from Night to deathless Light.	Она несет его из мрака Ночи к бессмертному Свету.
This grand surrender is his free-will's gift,	Его великая самоотдача – это дар его свободной воли,
His pure transcendent force submits to hers.	Его чистая, трансцендентная Сила подчинена ей.
In the mystery of her cosmic ignorance,	В мистерии ее космического неведения,
In the insoluble riddle of her play,	В неразрешимой загадке ее представления,
A creature made of perishable stuff,	Как существо, сотворенное из тленной материи,
In the pattern she has set for him he moves,	Он действует так, как она ему предписывает,
He thinks with her thoughts, with her trouble his bosom heaves;	Он думает ее мыслями, его грудь вздымается ее волнениями;
He seems the thing that she would have him seem,	Он кажется тем, чем она заставляет его казаться,
He is whatever her artist will can make.	Становится всем тем, что пожелает ее воля художницы.
Although she drives him on her fancy's roads,	Хотя она ведет его дорогами своих фантазий,
At play with him as with her child or slave,	Играя с ним как со своим ребенком иль рабом,
To freedom and the Eternal's mastery	К свободе и господству Вечности,
And immortality's stand above the world,	И к бессмертному состоянию над миром
She moves her seeming puppet of an hour.	Она несет свою кажущуюся марионетку времени.
Even in his mortal session in body's house,	Даже в этом смертном существовании в доме тела,
An aimless traveller between birth and death,	Как странник, что бесцельно бредет меж смертью и рождением,
Ephemeral dreaming of immortality,	С эфемерной мечтою о бессмертии,
To reign she spurs him. He takes up her powers;	Все же она побуждает его царствовать. И он подхватывает ее энергии;
He has harnessed her to the yoke of her own law.	Он запрягает ее в ярмо ее же собственного закона.
His face of human thought puts on a crown.	Он водружает на себя корону мыслящего человека.
Held in her leash, bound to her veiled caprice,	Взнузданный ею, связанный ее тайными капризами,
He studies her ways if so he may prevail	Он изучает ее пути, чтобы обрести власть над ней
Even for an hour and she work out his will;	Хотя бы на час, но она та, кто направляет его волю;
He makes of her his moment passion's serf:	Он делает ее рабыней своей мимолетной страсти:
To obey she feigns, she follows her creature's lead:	И, покоряясь лукаво, она следует приказам Ею же сотворенного существа:
For him she was made, lives only for his use.	Как если бы для него она была создана и ради него жила.
But conquering her, then is he most her slave;	Но более всего он становится ее рабом, когда ее порабощает;
He is her dependent, all his means are hers;	Все его средства – ее средства, он полностью зависит от нее;
Nothing without her he can, she rules him still.	Он ничего не может без нее, она все также им управляет.
At last he wakes to a memory of Self:	Но вот наконец он пробуждается и вспоминает свое истинное Я:
He sees within the face of deity,	Он видит внутри себя божественный лик,
The Godhead breaks out through the human mould:	Бог прорывается сквозь человеческую форму:
Her highest heights she unmasks and is his mate.	Она распахивает перед ним свои высочайшие высоты и предстает перед ним его супругой.
Till then he is a plaything in her game;	Но до тех пор, он лишь забава в ее игре;
Her seeming regent, yet her fancy's toy,	Ее кажущийся властелин и все же лишь игрушка ее фантазий,
A living robot moved by her energy's springs,	Живой робот, управляемый пружинами ее энергий,
He acts as in the movements of a dream,	Он действует и движется как будто бы во сне,
An automaton stepping in the grooves of Fate,	Как автомат, ступающий по колее Судьбы,
He stumbles on driven by her whip of Force:	Он идет, спотыкаясь, подстегиваемый хлыстом ее Силы:
His thought labours, a bullock in Time's fields;	Его мысль трудится, словно рабочий вол на полях Времени;
His will he thinks his own, is shaped in her forge.	Она выковывает его волю, которую он считает своей.
Obedient to World-Nature's dumb control,	Покорный безмолвной власти Мировой Природы,
Driven by his own formidable Power,	Увлекаемый своею собственной ужасной Силой,
His chosen partner in a titan game,	Что стала его избранным партнером в титанической игре,
Her will he has made the master of his fate,	Он сделал ее волю властительницей своей судьбы,
Her whim the dispenser of his pleasure and pain;	Ее прихоть – властительницей своей радости и боли;
He has sold himself into her regal power	Он продал себя в рабство ее царственной силе,
For any blow or boon that she may choose:	Готовый на любую милость или на любой удар, которые она пожелает избрать:
Even in what is suffering to our sense,	Даже в том, что причиняет страдание нашим чувствам,
He feels the sweetness of her mastering touch,	Он ощущает сладость ее мастерского прикосновения,
In all experience meets her blissful hands;	В каждом переживании чувствует блаженство ее рук;
On his heart he bears the happiness of her tread	На своей груди он выносит счастье ее шагов
And the surprise of her arrival's joy	И открывает неожиданную радость ее прихода
In each event and every moment's chance.	В каждом событии и случайном мгновении.
All she can do is marvellous in his sight:	Чтобы она не сотворила, становится чудесным для его взора:
He revels in her, a swimmer in her sea,	Он наслаждается ею, пловец ее безбрежных океанов,
A tireless amateur of her world-delight,	Неустанный почитатель ее мирового восторга,
He rejoices in her every thought and act	Он радуется каждой ее мысли и каждому действию,
And gives consent to all that she can wish;	На все дает свое согласие, чего бы она ни пожелала;
Whatever she desires he wills to be:	Что бы она ни попросила, он велит этому быть:
The Spirit, the innumerable One,	Великий Дух, неисчислимый в проявлении, Единый,
He has left behind his lone eternity,	Он оставил позади свою одинокую вечность,
He is an endless birth in endless Time,	Он стал бесконечным рождением в бесконечном Времени,
Her finite's multitude in an infinite Space.	Многообразием ее конечного творения в бесконечном Пространстве.

The master of existence lurks in us	Властелин существования таится в нас
And plays at hide-and-seek with his own Force;	И играет в прятки со своею собственной Силой;
In Nature's instrument loiters secret God.	В инструменте Природы скрыт тайный Бог.
The Immanent lives in man as in his house;	Сам Сущий живет в человеке как в своем собственном доме;
He has made the universe his pastime's field,	Он сотворил эту вселенную как площадку для своих игр,
A vast gymnasium of his works of might.	Просторную арену для творений своего могущества.
All-knowing he accepts our darkened state,	Всезнающий, он принимает наше темное состояние,
Divine, wears shapes of animal or man;	Божественный, облекается в форму животного или человека;
Eternal, he assents to Fate and Time,	Вечный, соглашается войти во Время и в Судьбу,
Immortal, dallies with mortality.	Бессмертный, развлекает себя смертностью.
The All-Conscious ventured into Ignorance,	Всесознающий, он дерзнул войти в Неведение,
The All-Blissful bore to be insensible.	Всеблаженный, согласился стать бесчувственным.
Incarnate in a world of strife and pain,	Воплощаясь в мире борьбы и боли,
He puts on joy and sorrow like a robe	Он облачается в одежды радости и печали
And drinks experience like a strengthening wine.	И пьет опыт существования как укрепляющее вино.
He whose transcendence rules the pregnant Vasts,	Он, чье трансцендентное бытие управляет творческими Бесконечностями,
Prescient now dwells in our subliminal depths,	Провидец грядущего, пребывает в наших тайных глубинах,
A luminous individual Power, alone.	Как сияющая, индивидуальная, обособленная Сила.
The Absolute, the Perfect, the Alone	Абсолютный, Совершенный, Единый,
Has called out of the Silence his mute Force	Он вызывает из Безмолвия свою немую Силу,
Where she lay in the featureless and formless hush	Где она пребывает в тишине, лишенной черт и форм,
Guarding from Time by her immobile sleep	Огражденная от Времени своим неподвижным сном,
The ineffable puissance of his solitude.	В невыразимом могуществе своего одиночества.
The Absolute, the Perfect, the Alone	Абсолютный, Совершенный, Единый,
Has entered with his silence into space:	Вошел в своем безмолвии в пространство:
He has fashioned these countless persons of one self;	Он творит эти неисчислимые личности самого себя;
He has built a million figures of his power;	Он строит мириады форм своей собственной силы;
He lives in all, who lived in his Vast alone;	Он живет во всем, кто жил в своей одинокой Беспредельности;
Space is himself and Time is only he.	Он сам - Пространство и Время – это только он.
The Absolute, the Perfect, the Immune,	Абсолютный, Совершенный, Свободный,
One who is in us as our secret self,	Он тот, кто пребывает в нас, как наше тайное я
Our mask of imperfection has assumed,	И надевает маску нашего несовершенства,
He has made this tenement of flesh his own,	Он создает себе временное жилище из этой плоти
His image in the human measure cast	И вплавляет свой образ в человеческие рамки,
That to his divine measure we might rise;	Чтобы мы могли подняться до его божественных высот;
Then in a figure of divinity	Тогда Творец переплавит нас
The Maker shall recast us and impose	В божественную форму и навяжет
A plan of godhead on the mortal's mould	План божественного этому смертному прообразу,
Lifting our finite minds to his infinite,	Возвышая наш ограниченный ум до своей бесконечности,
Touching the moment with eternity.	Касаясь мгновения вечностью.
This transfiguration is earth's due to heaven:	Это преображение – обязательство земли перед небесами:
A mutual debt binds man to the Supreme:	Взаимный долг связывает человека с Высочайшим:
His nature we must put on as he put ours;	В его природу мы должны облечься так же, как он облекается в нашу,
We are sons of God and must be even as he:	Дети Бога, мы должны стать подобными ему:
His human portion, we must grow divine.	Мы - его человеческие частички и должны стать божественными.
Our life is a paradox with God for key.	Наша жизнь – парадокс и Бог – это ключ к нему.

But meanwhile all is a shadow cast by a dream	Ну а пока все здесь лишь тень, отбрасываемая сном,
And to the musing and immobile spirit	И неподвижному, созерцающему духу
Life and himself don the aspect of a myth,	Он сам и жизнь вокруг кажутся каким-то мифом,
The burden of a long unmeaning tale.	Бременем долгого бессмысленного повествования.
For the key is hid and by the Inconscient kept;	Ибо ключ спрятан и погребен в глубинах Несознательного;
The secret God beneath the threshold dwells.	Ниже этого порога живет тайный Бог.
In a body obscuring the immortal Spirit	В теле, скрывающем в себе бессмертный Дух,
A nameless Resident vesting unseen powers	Безымянный Житель облекает незримые силы
With Matter's shapes and motives beyond thought	В формы материи, наделяя их целями, пребывающими за гранью мысли
And the hazard of an unguessed consequence,	И подвергает риску непредвиденных последствий,
An omnipotent indiscernible Influence,	Он пребывает как всемогущее, незримое Влияние
He sits, unfelt by the form in which he lives	Неощутимо для той формы, в которой он живет
And veils his knowledge by the groping mind.	И скрывает свое знание под маской бредущего на ощупь ума.
A wanderer in a world his thoughts have made,	Странник в том мире, который сотворили его же мысли,
He turns in a chiaroscuro of error and truth	Он движется кругами в светотени ошибки и истины,
To find a wisdom that on high is his.	Чтобы снова обрести ту мудрость, что на вершинах вечно принадлежит ему.
As one forgetting he searches for himself;	Как будто позабыв себя, себя он ищет,
As if he had lost an inner light he seeks:	Он ищет свет внутри, как будто потерял его:
As a sojourner lingering amid alien scenes	Словно временный гость, что задержался среди чуждых ему сцен,
He journeys to a home he knows no more.	Он стремиться к дому, который он не помнит больше.
His own self's truth he seeks who is the Truth;	Он ищет истину себя, кто сам есть Истина;
He is the Player who became the play,	Он - Игрок, который стал игрой,
He is the Thinker who became the thought;	Мыслитель, ставший мыслью;
He is the many who was the silent One.	Кто был безмолвным Единым, стал многим.
In the symbol figures of the cosmic Force	В символических формах космической Силы,
And in her living and inanimate signs	И в ее живых и неодушевленных знаках,
And in her complex tracery of events	В сложном переплетении ее событий
He explores the ceaseless miracle of himself,	Он исследует самого себя как бесконечное чудо,
Till the thousandfold enigma has been solved	Пока не будет решена эта многогранная загадка
In the single light of an all-witnessing Soul.	В едином свете всевидящей Души.
This was his compact with his mighty mate,	Таково было его соглашение с его могущественной супругой;
For love of her and joined to her for ever	Во имя любви к ней, соединившись с ней навеки,
To follow the course of Time's eternity,	Плыть по течению вечного Времени,
Amid magic dramas of her sudden moods	Среди волшебных драм ее внезапных настроений,
And the surprises of her masked Idea	Среди сюрпризов ее завуалированной Идеи
And the vicissitudes of her vast caprice.	И превратностей ее неистощимых причуд.
Two seem his goals, yet ever are they one	Кажется, что у него две цели и все же вечно они сливаются в одну
And gaze at each other over bourneless Time;	И смотрят друг на друга сквозь безграниченное Время;
Spirit and Matter are their end and source.	Материя – их источник, их кульминация - Дух.
A seeker of hidden meanings in life's forms,	Искатель скрытых смыслов в формах жизни,
Of the great Mother's wide uncharted will	Беспредельной, непостижимой воли великой Матери
And the rude enigma of her terrestrial ways	И грубой загадки ее земных путей,
He is the explorer and the mariner	Исследователь и мореплаватель
On a secret inner ocean without bourne:	Скрытых, внутренних, необъятных океанов духа:
He is the adventurer and cosmologist	Искатель приключений и космолог
Of a magic earth's obscure geography.	Туманной географии волшебной земли.
In her material order's fixed design	В этой жесткой системе ее материального порядка,
Where all seems sure and, even when changed, the same,	Где все кажется несомненным и даже, меняясь, остается тем же самым,
Even though the end is left for ever unknown	Хотя вечно неизвестен конец пути
And ever unstable is life's shifting flow,	И вечно непостоянно изменчивое течение жизни,
His paths are found for him by silent fate;	Безмолвная судьба ищет ему дороги;
As stations in the ages' weltering flood	Подобно остановкам среди морей бушующих эпох
Firm lands appear that tempt and stay awhile,	Возникают осколки твердой суши, искушают и удерживают ненадолго,
Then new horizons lure the mind's advance.	Но новые горизонты призывают ум снова пуститься в путь.
There comes no close to the finite's boundlessness,	Ибо нельзя достичь безграничности конечного,
There is no last certitude in which thought can pause	Не существует последней несомненности, где бы могла остановиться мысль
And no terminus to the soul's experience.	И нет предела переживанию души.
A limit, a farness never wholly reached,	Граница, все время отступающий вдаль горизонт,
An unattained perfection calls to him	Недостижимое совершенство призывает его
From distant boundaries in the Unseen:	С дальних берегов Незримого:
A long beginning only has been made.	Но лишь долгое начало было сделано.

This is the sailor on the flow of Time,	Мореплаватель в потоке Времени,
This is World-Matter's slow discoverer,	Неторопливый исследователь Мира Материи,
Who, launched into this small corporeal birth,	Вошедший в это маленькое телесное рождение,
Has learned his craft in tiny bays of self,	Он учиться своему искусству в крошечных бухтах собственного своего я,
But dares at last unplumbed infinitudes,	Но, в конце концов, дерзает отправиться в необъятные бесконечности,
A voyager upon eternity's seas.	Путешественник океанов вечности.
In his world-adventure's crude initial start	В незрелом начале своего мирового приключения,
Behold him ignorant of his godhead's force,	Он ничего не знает о силе Бога, скрывающейся в нем,
Timid initiate of its vast design.	Робкий посвященный его великого плана.
An expert captain of a fragile craft,	Опытный капитан своего хрупкого суденышка,
A trafficker in small impermanent wares,	Торговец мелкими, недолговечными товарами
At first he hugs the shore and shuns the breadths,	Он держится сначала у берегов, избегая океанских просторов,
Dares not to affront the far-off perilous main.	Не смея столкнуться лицом к лицу с опасным открытым океаном.
He in a petty coastal traffic plies,	Он ходит прибрежными, короткими маршрутами,
His pay doled out from port to neighbour port,	И лишь получает плату от порта и до соседнего порта,
Content with his safe round's unchanging course,	Довольствуясь безопасным, неизменным движением по кругу,
He hazards not the new and the unseen.	Он не рискует столкнуться с новым и невиданным.
But now he hears the sound of larger seas.	Но вот он слышит музыку великих океанов.
A widening world calls him to distant scenes	Безбрежный мир зовет его к далеким пейзажам,
And journeyings in a larger vision's arc	И путешествиям в более широких масштабах виденья,
And peoples unknown and still unvisited shores.	И к неизвестным людям, и незнакомым берегам.
On a commissioned keel his merchant hull	Он обременен миссией на своем торговом судне,
Serves the world's commerce in the riches of Time	Служить коммерции мира богатствами Времени,
Severing the foam of a great land-locked sea	И, бороздя пену великого, закованного в земли океана
To reach unknown harbour lights in distant climes	Достичь в далеких краях огней неизвестных гаваней,
And open markets for life's opulent arts,	И открыть рынки для обильных ремесел жизни:
Rich bales, carved statuettes, hued canvases,	Богатые товары, резные статуэтки и расшитые ткани,
And jewelled toys brought for an infant's play	Игрушки для игр младенцев, украшенные драгоценными камнями,
And perishable products of hard toil	И тленные продукты тяжкого труда,
And transient splendours won and lost by the days.	И преходящие великолепия, завоеванные и потерянные днями.
Or passing through a gate of pillar-rocks,	Или пройдя через ворота каменных столпов,
Venturing not yet to cross oceans unnamed	Еще не смея пересечь неназванные океаны
And journey into a dream of distances	И лишь в мечтах пускаясь за дальний горизонт,
He travels close to unfamiliar coasts	Он путешествует поблизости от незнакомых берегов
And finds new haven in storm-troubled isles,	И обнаруживает новую гавань среди островов, терзаемых штормами,
Or, guided by a sure compass in his thought,	Или ведомый надежным компасом ума,
He plunges through a bright haze that hides the stars,	Он плывет сквозь слепящий туман, скрывающий звезды,
Steering on the trade-routes of Ignorance.	Прокладывая курс на торговых маршрутах Неведения.
His prow pushes towards undiscovered shores,	Нос его судна направлен к неоткрытым берегам,
He chances on unimagined continents:	Он случайно открывает немыслимые континенты:
A seeker of the islands of the Blest,	Искатель островов Блаженства,
He leaves the last lands, crosses the ultimate seas,	Он пересекает последние моря и оставляет позади последние земли,
He turns to eternal things his symbol quest;	И направляет свой символический поиск к вечным вещам,
Life changes for him its time-constructed scenes,	Жизнь меняет для него свои, сотворенные временем, сцены,
Its images veiling infinity.	Свои образы завуалированной бесконечности.
Earth's borders recede and the terrestrial air	Земные границы отступают и земная атмосфера
Hangs round him no longer its translucent veil.	Уже более не окружает его своим прозрачным покровом.
He has crossed the limit of mortal thought and hope,	Он пересекает границу смертной мысли и надежды,
He has reached the world's end and stares beyond;	Он достигает конца мира и устремляет свой взор за его пределы;
The eyes of mortal body plunge their gaze	Смертный человек погружает свой взгляд
Into Eyes that look upon eternity.	В Глаза, что видят вечность.
A greater world Time's traveller must explore.	Более великий мир должен исследовать путешественник во Времени.
At last he hears a chanting on the heights	Но вот, наконец, он слышит на вершинах небесное пение,
And the far speaks and the unknown grows near:	Далекое вдруг начинает говорить, неведомое становиться все ближе:
He crosses the boundaries of the unseen	Он пересекает границы незримого
And passes over the edge of mortal sight	И преодолевая предел смертного взора,
To a new vision of himself and things.	Обретает новое виденье себя и мира.
He is a spirit in an unfinished world	Он – дух в незавершенном мире,
That knows him not and cannot know itself:	Который не знает его и не знает себя:
The surface symbol of his goalless quest	Поверхностный Символ его[43] бесцельного поиска
Takes deeper meanings to his inner view;	Обретает перед его внутренним взором более глубокий смысл;
His is a search of darkness for the light,	В его поиске тьма ищет свет,
Of mortal life for immortality.	А смертная Жизнь - бессмертие.
In the vessel of an earthly embodiment	На этом корабле земного воплощения,
Over the narrow rails of limiting sense	Поверх узких пределов ограниченного чувства,
He looks out on the magic waves of Time	Он смотрит на магические волны Времени
Where mind like a moon illumines the world's dark.	Где ум, подобно луне, освещает тьму мира.
There is limned ever retreating from the eyes,	И проступают, вечно убегающие от глаз,
As if in a tenuous misty dream-light drawn,	Возникая словно в дымке призрачного света,
The outline of a dim mysterious shore.	Неясные очертания мистических берегов.
A sailor on the Inconscient's fathomless sea,	Мореплаватель бездонных океанов Несознательного,
He voyages through a starry world of thought	Он плывет через звездный мир мысли
On Matter's deck to a spiritual sun.	На корабле Материи к духовному солнцу.
Across the noise and multitudinous cry,	Через шум и многоголосый крик,
Across the rapt unknowable silences,	Через Восторг неведомых Безмолвий,
Through a strange mid-world under supernal skies,	Через странный, срединный мир под божественными небесами,
Beyond earth's longitudes and latitudes,	За пределы всех земных широт,
His goal is fixed outside all present maps.	Он движется к цели, которая лежит за пределами всех карт.
But none learns whither through the unknown he sails	Но никто не знает, куда он плывет через неведомое,
Or what secret mission the great Mother gave.	Или какую тайную миссию ему поручила Великая Мать.
In the hidden strength of her omnipotent Will,	В скрытой силе ее всемогущей Воли,
Driven by her breath across life's tossing deep,	Увлекаемый ее ветрами через бурные пучины жизни,
Through the thunder's roar and through the windless hush,	Сквозь раскаты грома и безветренные штили,
Through fog and mist where nothing more is seen,	Сквозь туман и мглу, где ничего уж более нельзя увидеть,
He carries her sealed orders in his breast.	Он несет в своем сердце ее запечатанный приказ.
Late will he know, opening the mystic script,	Лишь позднее, раскрыв мистические письмена, он узнает,
Whether to a blank port in the Unseen	Движется ли он в пустой порт в Незримом
He goes or, armed with her fiat, to discover	Или же вооруженный ее санкцией, он сможет обнаружить
A new mind and body in the city of God	Новый ум и новое тело в граде Бога
And enshrine the Immortal in his glory's house	И поселить Бессмертного в своем великолепном храме,
And make the finite one with Infinity.	И сделать конечное единым с Бесконечным.
Across the salt waste of the endless years	Сквозь просоленную тщету бесконечных лет,
Her ocean winds impel his errant boat,	Ее океанские ветры несут его странствующее судно,
The cosmic waters plashing as he goes,	Космические воды плещутся за бортом,
A rumour around him and danger and a call.	Молва вокруг него, опасность и призыв.
Always he follows in her force's wake.	Всегда он движется в кильватере ее силы,
He sails through life and death and other life,	Он плывет через жизнь и смерть и снова через жизнь,
He travels on through waking and through sleep.	Он в пути и когда бодрствует, и когда спит.
A power is on him from her occult force	В нем есть сила, что рождена ее оккультной силой,
That ties him to his own creation's fate,	Которая привязывает его к творению своей собственной судьбы,
And never can the mighty Traveller rest	И никогда могучий Путешественник не может отдохнуть,
And never can the mystic voyage cease	И никогда эта мистическая одиссея не может прекратиться,
Till the nescient dusk is lifted from man's soul	Пока в человеческой душе не рассеется сумрак неведения
And the morns of God have overtaken his night.	И божественное утро вдруг не застигнет врасплох его ночь.
As long as Nature lasts, he too is there,	Пока будет существовать Природа, он тоже будет с ней,
For this is sure that he and she are one;	Ибо, навеки, он и она едины;
Even when he sleeps, he keeps her on his breast:	Даже во сне он держит ее в объятиях на своей груди:
Whoever leaves her, he will not depart	Даже если все ее покинут,
To repose without her in the Unknowable.	Чтобы обрести покой без нее в Непознаваемом, он все равно останется с ней.
There is a truth to know, a work to do;	Есть истина, которую следует открыть и есть работа, которую необходимо сделать;
Her play is real; a Mystery he fulfils:	Ее игра реальна; он творит Мистерию:
There is a plan in the Mother's deep world-whim,	Есть замысел в глубокой вселенской прихоти Великой Матери,
A purpose in her vast and random game.	И есть цель в ее безграничной, непредсказуемой игре.
This ever she meant since the first dawn of life,	Именно это она вечно лелеяла с первого рассвета жизни,
This constant will she covered with her sport,	Эту неизменную волю, которую она маскирует своей игрой,
To evoke a Person in the impersonal Void,	Чтобы проявить Личность в безличной Пустоте,
With the Truth-Light strike earth's massive roots of trance,	Пронзить тяжелые корни транса земли Светом Истины,
Wake a dumb self in the inconscient depths	Пробудить немое «я» в несознательных глубинах
And raise a lost Power from its python sleep	И вырвать из ее чудовищного сна потерянную Силу,
That the eyes of the Timeless might look out from Time	Чтобы глаза Вневременного могли взглянуть из Времени
And the world manifest the unveiled Divine.	И мир смог проявить открывшее свой лик Божественное.
For this he left his white infinity	Ради этого он покинул свою чистую бесконечность
And laid on the spirit the burden of the flesh,	И наложил на дух бремя плоти,
That Godhead's seed might flower in mindless Space.	Чтобы семя Бога смогло расцвести в Пространстве, лишенном мысли.

End of Canto Four	Конец четвертой Песни.

Canto Five	Песнь 5
The Yoga of the King:	Йога Царя


The Yoga of the Spirit's Freedom and Greatness	Йога Величия и Свободы Духа

This knowledge first he had of time-born men.	Это знание он первым получил среди рожденных во времени людей,
Admitted through a curtain of bright mind	Допущенный за занавес сияющего ума,
That hangs between our thoughts and absolute sight,	Что разделяет абсолютный взгляд и наши мысли,
He found the occult cave, the mystic door	Он обнаружил оккультную пещеру, мистическую дверь
Near to the well of vision in the soul,	Рядом с источником видения в душе
And entered where the Wings of Glory brood	И вошел туда, где распростерлись Крылья Великолепия
In the silent space where all is for ever known.	В пространстве тишины, где все известно вовеки.
Indifferent to doubt and to belief,	Безразличный к сомнению и вере,
Avid of the naked real's single shock	Страстно желая лишь одного удара оголенной реальности,
He shore the cord of mind that ties the earth-heart	Он отсек путы ума, что связывают земное сердце
And cast away the yoke of Matter's law.	И отбросил прочь ярмо закона Материи.
The body's rules bound not the spirit's powers:	Законы тела не сковывали больше силы духа:
When life had stopped its beats, death broke not in;	Смерть не решилась войти, когда остановилось биение жизни;
He dared to live when breath and thought were still.	Он посмел жить тогда, когда утихли дыхание и мысль.
Thus could he step into that magic place	Так смог он проникнуть в это магическое место,
Which few can even glimpse with hurried glance	Которое немногим суждено увидеть лишь мельком,
Lifted for a moment from mind's laboured works	Поднявшись на мгновение над деятельной суетой ума
And the poverty of Nature's earthly sight.	И узостью земного взгляда Природы.
All that the Gods have learned is there self-known.	Там были самоочевидны все знания Богов.
There in a hidden chamber closed and mute	Там в запертых, безмолвных, таинственных покоях
Are kept the record graphs of the cosmic scribe,	Хранятся начертанные диаграммы космического писца,
And there the tables of the sacred Law,	Скрижали священного Закона
There is the Book of Being's index page;	И указатель Книги Бытия;
The text and glossary of the Vedic truth	Текст и глоссарий Ведической истины
Are there; the rhythms and metres of the stars	Есть там; метрики и ритмы звезд,
Significant of the movements of our fate:	Что играют в наших судеб глубокое значение:
The symbol powers of number and of form,	Символическое могущество чисел и форм,
And the secret code of the history of the world	Тайный код истории мира
And Nature's correspondence with the soul	И сокровенное общение между Природой и душой,
Are written in the mystic heart of Life.	Запечатленное в мистическом сердце жизни.
In the glow of the spirit's room of memories	В светлом пространстве воспоминаний Духа
He could recover the luminous marginal notes	Он смог восстановить сияющие заметки на полях,
Dotting with light the crabbed ambiguous scroll,	Озаряющие светом неразборчивый, невнятный свиток,
Rescue the preamble and the saving clause	Спасти преамбулу и исключающую оговорку,
Of the dark Agreement by which all is ruled	Темного Соглашения, что управляет всеми вещами,
That rises from material Nature's sleep	Возникающими из материального сна Природы,
To clothe the Everlasting in new shapes.	Чтобы облечь Вечное в новые формы.
He could re-read now and interpret new	Он смог теперь прочесть заново и истолковать по-новому
Its strange symbol letters, scattered abstruse signs,	Его[44] причудливые, символические буквы, рассыпанные всюду, таинственные знаки,
Resolve its oracle and its paradox,	Расшифровать его пророчества и парадоксы,
Its riddling phrases and its blindfold terms,	Его загадочные фразы и таинственные термины,
The deep oxymoron of its truth's repliques,	Глубокий оксиморон[45] реплик истины
And recognise as a just necessity	И просто, как необходимость, осознать
Its hard conditions for the mighty work,-	Его суровые условия для титанической работы
Nature's impossible Herculean toil	Невозможного, геркулесова труда Природы,
Only her warlock-wisecraft could enforce,	Что в силах осуществить только ее мудрое, магическое искусство,
Its law of the opposition of the gods,	Его закон противодействия богов
Its list of inseparable contraries.	И список его неразрывных противоречий.
The dumb great Mother in her cosmic trance	Безмолвная великая Мать в своем космическом трансе,
Exploiting for creation's joy and pain	Используя ради радости и боли творения
Infinity's sanction to the birth of form,	Санкцию Бесконечного на рождение форм,
Accepts indomitably to execute	Принимает безусловно к исполнению
The will to know in an inconscient world,	Волю знать в мире несознательного,
The will to live under a reign of death,	Волю жить под властью смерти,
The thirst for rapture in a heart of flesh,	Эту жажду в сердце плоти, стремящуюся обрести восторг,
And works out through the appearance of a soul	И воплощает через проявление души,
By a miraculous birth in plasm and gas	Среди плазмы и газа давая ей чудесное рождение,
The mystery of God's covenant with the Night.	Эту мистерию соглашения Бога с Ночью.
Once more was heard in the still cosmic Mind	Еще раз в безмолвии космического Ума он услышал
The Eternal's promise to his labouring Force	Обещание, что Вечный дал своей работающей Силе,
Inducing the world-passion to begin,	Побуждая возгореться вселенскую страсть
The cry of birth into mortality	И крик рождения в смертном мире,
And the opening verse of the tragedy of Time.	И первые строфы трагедии Времени.
Out of the depths the world's buried secret rose;	Погребенная тайна мира возникла из глубин;
He read the original ukase kept back	Он прочел изначальный указ, хранящийся
In the locked archives of the spirit's crypt,	В запечатанных архивах склепа духа,
And saw the signature and fiery seal	Увидел подпись и огненную печать
Of Wisdom on the dim Power's hooded work	Мудрости на скрытой работе неясной Силы,
Who builds in Ignorance the steps of Light.	Что строит в Неведении ступени Света.
A sleeping deity opened deathless eyes:	Спящее божество распахнуло свои бессмертные глаза:
He saw the unshaped thought in soulless forms,	Он увидел неоформленную мысль в бездушных формах,
Knew Matter pregnant with spiritual sense,	Осознал Материю, беременную духовным чувством,
Mind dare the study of the Unknowable,	Ум, дерзнувший постичь Непознаваемое,
Life its gestation of the Golden Child.	И Жизнь, вынашивающую в себе Золотое Дитя.
In the light flooding thought's blank vacancy,	В свете, заполнившем свободное пространство мысли,
Interpreting the universe by soul signs	Постигая вселенную знаками души,
He read from within the text of the without:	Он читал изнутри канву внешних событий:
The riddle grew plain and lost its catch obscure.	Загадка утратила свою пленяющую таинственность и стала очевидной.
A larger lustre lit the mighty page.	Более великий свет озарил могучую страницу.
A purpose mingled with the whims of Time,	Цель вплеталась в капризы Времени,
A meaning met the stumbling pace of Chance	Проявился смысл в поступи непредсказуемого Случая
And Fate revealed a chain of seeing Will;	И в Судьбе обнаружилась цепь событий, сплетенной всевидящей Волей;
A conscious wideness filled the old dumb Space.	Сознательная широта заполнила прежде немое пространство.
In the Void he saw throned the Omniscience supreme.	В Пустоте, на троне, он увидел божественное Всеведение.

A Will, a hope immense now seized his heart,	Воля, безмерная надежда теперь объяли его сердце
And to discern the superhuman's form	И чтобы различить форму сверхчеловека
He raised his eyes to unseen spiritual heights,	Он устремил свой взор в незримые духовные высоты,
Aspiring to bring down a greater world.	Стремясь привнести вниз более великий мир.
The glory he had glimpsed must be his home.	Великолепие, которое он видел только мельком, должно было стать теперь его домом.
A brighter heavenlier sun must soon illume	Более яркое, божественное солнце должно было скоро озарить
This dusk room with its dark internal stair,	Эту сумрачную комнату и ее темную внутреннюю лестницу,
The infant soul in its small nursery school	Эту младенческую душу в ее крохотном детском саду,
Mid objects meant for a lesson hardly learned	Среди предметов, предназначенных для ее обучения Урокам, что так трудно поддаются усвоению,
Outgrow its early grammar of intellect	Чтобы она могла перерасти начальную грамматику ума
And its imitation of Earth-Nature's art,	И свое подражание искусству Земной Природы,
Its earthly dialect to God-language change,	Заменить свой земной язык божественным языком,
In living symbols study Reality	Через живые символы познавать Реальность
And learn the logic of the Infinite.	И постигать логику Бесконечного.
The Ideal must be Nature's common truth,	Идеал должен стать всеобщей истиной Природы,
The body illumined with the indwelling God,	Тело озарится живущим внутри Богом,
The heart and mind feel one with all that is,	Ум и Сердце ощутят единство со всем сущим,
A conscious soul live in a conscious world.	А сознательная душа будет жить в сознательном мире.
As through a mist a sovereign peak is seen,	Как в тумане проступают очертания царственной вершины,
The greatness of the eternal Spirit appeared,	Там проявилось величие вечного Духа,
Exiled in a fragmented universe	Изгнанного в эту раздробленную вселенную
Amid half-semblances of diviner things.	Жить среди полуподобий более божественных вещей.
These now could serve no more his regal turn;	Они[46] теперь не могли уж более служить его царственной природе;
The Immortal's pride refused the doom to live	Достоинство Бессмертного отказывалось от судьбы
A miser of the scanty bargain made	Скупца в этой скудной сделке
Between our littleness and bounded hopes	Между нашей узостью, нашими ограниченными надеждами
And the compassionate Infinitudes.	И сострадательными Бесконечностями.
His height repelled the lowness of earth's state:	Его высота отвергла низость земного состояния:
A wideness discontented with its frame	Широта не соглашалась с его стенами,
Resiled from poor assent to Nature's terms,	Отрицая жалкое примирение с законами Природы,
The harsh contract spurned and the diminished lease.	Отвергая суровый договор и унизительное соглашение.
Only beginnings are accomplished here;	Только самое начало здесь завершено;
Our base's Matter seems alone complete,	Лишь наша материальная основа кажется законченной,
An absolute machine without a soul.	Абсолютная машина без души.
Or all seems a misfit of half ideas,	Или все здесь кажется каким-то хаосом полуидей,
Or we saddle with the vice of earthly form	Или мы пытаемся ухватить тисками земной формы
A hurried imperfect glimpse of heavenly things,	Торопливый и несовершенный проблеск божественных вещей,
Guesses and travesties of celestial types.	Создавая для небесных типов лишь догадки и пародии.
Here chaos sorts itself into a world,	В форму мира здесь себя организует хаос,
A brief formation drifting in the void:	Преходящее творение, дрейфующее в пустоте:
Apings of knowledge, unfinished arcs of power,	Подражания знанию, неоконченные наброски силы,
Flamings of beauty into earthly shapes,	Возгорающиеся в земных формах огненные всплески красоты,
Love's broken reflexes of unity	Разбитые отражения единой Любви
Swim, fragment-mirrorings of a floating sun.	Плывут зеркальными осколками зыбкого солнца.
A packed assemblage of crude tentative lives	Тесное скопление грубых экспериментальных жизней,
Are pieced into a tessellated whole.	Уложенных в мозаичное целое.
There is no perfect answer to our hopes;	И нет окончательного ответа нашим надеждам;
There are blind voiceless doors that have no key;	Перед нами глухие, безмолвными двери, к которым нет ключа;
Thought climbs in vain and brings a borrowed light,	Мысль взбирается напрасно, принося с собой лишь заимствованный свет
Cheated by counterfeits sold to us in life's mart,	И, обманутые подделками, что продают нам на рынках жизни,
Our hearts clutch at a forfeited heavenly bliss.	Наши сердца цепляются за утраченное небесное блаженство.
There is provender for the mind's satiety,	Есть пища для насыщения ума,
There are thrills of the flesh, but not the soul's desire.	Есть трепетные наслаждения плоти, но нет того, чего жаждет душа.
Here even the highest rapture Time can give	Даже самый высокий восторг здесь, которым может одарить Время, -
Is a mimicry of ungrasped beatitudes,	Это всего лишь пародия недоступных блаженств,
A mutilated statue of ecstasy,	Обезображенная статуя экстаза,
A wounded happiness that cannot live,	Раненное счастье, неспособное жить,
A brief felicity of mind or sense	Кратковременная услада чувства или ума,
Thrown by the World-Power to her body-slave,	Что бросает своему телу-рабу Мировая Сила
Or a simulacrum of enforced delight	Или подобие какого-то вынужденного наслаждения
In the seraglios of Ignorance.	В гаремах Неведения.
For all we have acquired soon loses worth,	Ибо быстро утрачивает свою ценность все, что мы приобретаем,
An old disvalued credit in Time's bank,	Как просроченный, обесцененный кредит, выданный нам в банке Времени,
Imperfection's cheque drawn on the Inconscient.	Чек несовершенства, выписанный Несознательным.
An inconsequence dogs every effort made,	Каждое усилие влечет за собой непредсказуемые следствия,
And chaos waits on every cosmos formed:	Каждый сотворенный космос ожидает хаос,
In each success a seed of failure lurks.	В каждом успехе таится семя неудачи.
He saw the doubtfulness of all things here,	Он увидел здесь на земле сомнительность всего,
The incertitude of man's proud confident thought,	Ненадежность самоуверенной и гордой мысли человека,
The transience of the achievements of his force.	Мимолетность достижений его силы.
A thinking being in an unthinking world,	Мыслящее существо в бездумной вселенной,
An island in the sea of the Unknown,	Крошечный островок в океане Неведомого,
He is a smallness trying to be great,	Гном, пытающийся стать гигантом,
An animal with some instincts of a god,	Животное с инстинктами бога,
His life a story too common to be told,	Его жизнь - слишком обычная история, чтобы ее рассказывать,
His deeds a number summing up to nought,	Его бесчисленные дела в итоге сводятся в ничто,
His consciousness a torch lit to be quenched,	Его сознание подобно факелу, зажженному чтобы погаснуть,
His hope a star above a cradle and grave.	Его надежда – это звезда, сияющая над колыбелью и могилой.
And yet a greater destiny may be his,	И все же более великая судьба возможна для него,
For the eternal Spirit is his truth.	Ибо вечный Дух – его истина.
He can re-create himself and all around	Он может преобразить себя и все вокруг,
And fashion new the world in which he lives:	Построить новый мир, в котором будет жить:
He, ignorant, is the Knower beyond Time,	Он, живущий здесь в неведении, за пределами Времени - сам Знающий,
He is the Self above Nature, above Fate.	Он – Дух, царящий над Природой и Судьбой.

His soul retired from all that he had done.	Его душа отдалилась от всего.
Hushed was the futile din of human toil,	Умолк тщетный шум человеческих трудов,
Forsaken wheeled the circle of the days;	Предоставленное самому себе вращалось колесо дней,
In distance sank the crowded tramp of life.	Где-то вдали затонуло перегруженное судно жизни.
The Silence was his sole companion left.	Безмолвие стало теперь его единственным товарищем.
Impassive he lived immune from earthly hopes,	Безмятежный, он жил свободным от земных надежд,
A figure in the ineffable Witness' shrine	Какой-то силуэт в невыразимой обители Свидетеля,
Pacing the vast cathedral of his thoughts	Идущий через просторный храм своих мыслей,
Under its arches dim with infinity	Под его сводами, теряющимися в туманной бесконечности
And heavenward brooding of invisible wings.	И распростертыми, устремленными в небеса, невидимыми крыльями.
A call was on him from intangible heights;	Он чувствовал призыв непостижимых высот;
Indifferent to the little outpost Mind,	Безразличный к границам теперь далекого Ума,
He dwelt in the wideness of the Eternal's reign.	Он жил в беспредельности, где царствовала Вечность.
His being now exceeded thinkable Space,	Его существо превзошло теперь пределы мыслимого Пространства,
His boundless thought was neighbour to cosmic sight:	Его безграничная мысль была близка космическому видению:
A universal light was in his eyes,	Вселенский Свет сиял в его глазах,
A golden influx flowed through heart and brain;	И золотой поток струился через мозг и сердце;
A Force came down into his mortal limbs,	Сила снизошла в его смертные члены
A current from eternal seas of Bliss;	Потоком из вечных океанов Блаженства;
He felt the invasion and the nameless joy.	Он ощущал вторжение и невыразимую радость.
Aware of his occult omnipotent Source,	Осознавая свой оккультный, всемогущий Источник,
Allured by the omniscient Ecstasy,	Охваченный всеведающим Экстазом,
A living centre of the Illimitable	Живой центр Беспредельного,
Widened to equate with the world's circumference,	Расширившись, чтобы объять собой весь мир,
He turned to his immense spiritual fate.	Он встал на дорогу своей бесконечной духовной судьбы.
Abandoned on a canvas of torn air,	Словно на полотне разорванного воздуха,
A picture lost in far and fading streaks,	Картиной, исчезающей вдали тающими полосами,
The earth-nature's summits sank below his feet:	Вершины земной природы под его ногами уходили вниз:
He climbed to meet the infinite more above.	Он поднимался ввысь, чтобы встретить более великую бесконечность.
The Immobile's ocean-silence saw him pass,	Океаническое безмолвие Неподвижного наблюдало его полет,
An arrow leaping through eternity	Подобный стреле, несущейся через вечность,
Suddenly shot from the tense bow of Time,	Внезапно выпущенной из тугого лука Времени
A ray returning to its parent sun.	Или лучу, возвращающемуся к родному солнцу.
Opponent of that glory of escape,	Сопротивляясь этому великолепному освобождению,
The black Inconscient swung its dragon tail	Черное Несознательное взмахнуло своим драконьим хвостом,
Lashing a slumbrous Infinite by its force	Хлеща со всей своею силой дремлющую Бесконечность
Into the deep obscurities of form:	В глубоких, темных подземельях формы:
Death lay beneath him like a gate of sleep.	Смерть лежала под его ногами словно врата сна.
One-pointed to the immaculate Delight,	Ища лишь Бога, как свою великолепную добычу,
Questing for God as for a splendid prey,	Стремясь лишь к безупречному Восторгу,
He mounted burning like a cone of fire.	Он восходил, пылая, словно столп огня.
To a few is given that godlike rare release.	Немногим лишь дается такое редкое богоподобное освобождение.
One among many thousands never touched,	Лишь одного средь многих тысяч тех, кто остается незатронутым
Engrossed in the external world's design,	И погруженным во внешнюю работу мира,
Is chosen by a secret witness Eye	Избирает свидетельствующее тайное Око
And driven by a pointing hand of Light	И ведет указующая длань Света
Across his soul's unmapped immensitudes.	Через неведомые беспредельности души.
A pilgrim of the everlasting Truth,	Странствующий пилигрим Вечной Истины,
Our measures cannot hold his measureless mind;	Наши меры не могут объять его безмерный ум;
He has turned from the voices of the narrow realm	Он отворачивается от голосов этого ограниченного царства
And left the little lane of human Time.	И покидает узкую тропу человеческого Времени.
In the hushed precincts of a vaster plan	В безмолвных пространствах более обширного плана
He treads the vestibules of the Unseen,	Он ступает в преддвериях Незримого
Or listens following a bodiless Guide	Или слушает, следуя за бестелесным Водителем,
To a lonely cry in boundless vacancy.	В бескрайней пустоте чей-то одинокий крик.
All the deep cosmic murmur falling still,	Последний таинственный, космический шепот затихает,
He lives in the hush before the world was born,	Он живет в тишине, существовавшей до рождения мира,
His soul left naked to the timeless One.	Его душа предстает обнаженной перед вневременным Единым.
Far from compulsion of created things	Вдали от принуждения сотворенных вещей,
Thought and its shadowy idols disappear,	Исчезает Мысль и ее сумрачные идолы,
The moulds of form and person are undone:	Тают шаблоны личности и формы:
The ineffable Wideness knows him for its own.	Невыразимая Беспредельность осознает себя в нем.
A lone forerunner of the Godward earth,	Одинокий предвестник божественной земли,
Among the symbols of yet unshaped things	Средь символов еще непроявленных вещей,
Watched by closed eyes, mute faces of the Unborn,	Под взором закрытых глаз безмолвных ликов Нерожденного,
He journeys to meet the Incommunicable,	Он идет, чтобы встретить Невыразимое
Hearing the echo of his single steps	И слышит лишь эхо своих одиноких шагов
In the eternal courts of Solitude.	В вечных чертогах Уединения.
A nameless Marvel fills the motionless hours.	Безымянное Чудо наполняет неподвижные часы.
His spirit mingles with eternity's heart	Его дух сливается с сердцем вечности
And bears the silence of the Infinite.	И несет безмолвие Бесконечного.

In a divine retreat from mortal thought,	В божественном отступлении от смертной мысли,
In a prodigious gesture of soul-sight,	В чудесном действии видящей души,
His being towered into pathless heights,	Его существо поднялось в неведомые выси,
Naked of its vesture of humanity.	Освободившись от покровов человеческой природы.
As thus it rose, to meet him bare and pure	По мере того как он восходил, ему навстречу, чистому и обнаженному,
A strong Descent leaped down. A Might, a Flame,	Вниз устремилось могущественное Нисхождение. Мощь, Пламя,
A Beauty half-visible with deathless eyes,	Лишь наполовину видимая красота, с бессмертными глазами,
A violent Ecstasy, a Sweetness dire,	Непереносимый Экстаз, ужасное Блаженство
Enveloped him with its stupendous limbs	Объяли его своими колоссальными членами
And penetrated nerve and heart and brain	Пронзая его нервы, мозг и сердце,
That thrilled and fainted with the epiphany:	Трепещущие и ослабевающие от этого божественного вторжения:
His nature shuddered in the Unknown's grasp.	Его природа содрогнулась в объятиях Неведомого.
In a moment shorter than death, longer than Time,	В мгновение более краткое, чем смерть, но дольше длящееся, чем Время,
By a Power more ruthless than Love, happier than Heaven,	Силой, что более жестока, чем Любовь, но сладостней, чем Небеса,
Taken sovereignly into eternal arms,	Властно подхваченное вечными руками,
Haled and coerced by a stark absolute bliss,	Увлекаемое и принуждаемый абсолютным Блаженством,
In a whirlwind circuit of delight and force	Унесенное вихрем силы и восторга
Hurried into unimaginable depths,	На невообразимые глубины
Upborne into immeasurable heights,	И заброшенное на неизмеримые высоты,
It was torn out from its mortality	Его существо был вырвано из своего смертного состояния
And underwent a new and bourneless change.	И подверглось новому, безграничному преображению.
An Omniscient knowing without sight or thought,	Всеведующее знание, не нуждающееся в том, чтобы видеть и мыслить,
An indecipherable Omnipotence,	Неописуемое Всемогущество,
A mystic Form that could contain the worlds,	Мистическая Форма, что могла бы вместить в себя миры
Yet make one human breast its passionate shrine,	И все же делает одно человеческое сердце храмом своей страсти,
Drew him out of his seeking loneliness	Вырвали его из его ищущего одиночества
Into the magnitudes of God's embrace.	И бросили в безграничные объятия Бога.
As when a timeless Eye annuls the hours	Когда вечное Око отменило время,
Abolishing the agent and the act,	Упраздняя и посредника, и действие,
So now his spirit shone out wide, blank, pure:	Его дух засиял пустой, чистый и безграничный:
His wakened mind became an empty slate	Его пробужденный ум стал незаполненной грифельной доской,
On which the Universal and Sole could write.	На которой теперь могло писать Универсальное и Единое.
All that represses our fallen consciousness	Все то, что угнетает наше падшее сознание,
Was taken from him like a forgotten load:	Было отобрано у него словно забытый груз:
A fire that seemed the body of a god	Пламя, казавшееся телом бога,
Consumed the limiting figures of the past	Поглотило ограниченные формы прошлого
And made large room for a new self to live.	И освободило просторное место для жизни нового «я».
Eternity's contact broke the moulds of sense.	Прикосновение Вечности разрушило формы чувства.
A greater Force than the earthly held his limbs,	Более великая, чем земная, сила объяла его члены,
Huge workings bared his undiscovered sheaths,	Могучие процессы обнажили невидимые оболочки,
Strange energies wrought and screened tremendous hands	Чудесные энергии начали свою работу и огромные, незримые руки
Unwound the triple cord of mind and freed	Развязали тройной узел ума и освободили
The heavenly wideness of a Godhead's gaze.	Небесную широту Божественного взгляда.
As through a dress the wearer's shape is seen,	Как через платье можно различить форму тела,
There reached through forms to the hidden absolute	Так через видимые формы коснулись скрытого абсолюта
A cosmic feeling and transcendent sight.	Трансцендентное видение и космическое чувство.
Increased and heightened were the instruments.	Были расширены и возвышены орудия природы.
Illusion lost her aggrandising lens;	Иллюзия потеряла свою все увеличивающую лупу
As from her failing hand the measures fell,	И из ее неверной руки выпали старые мерки,
Atomic looked the things that loomed so large.	Микроскопическими стали те вещи, которые прежде казались такими огромными.
The little ego's ring could join no more;	Разорвано было кольцо маленького эго;
In the enormous spaces of the self	В беспредельных пространствах духа
The body now seemed only a wandering shell,	Лишь блуждающей оболочкой теперь казалось тело,
His mind the many-frescoed outer court	А ум живописным внешним двором
Of an imperishable Inhabitant:	Перед домом нетленного Жителя:
His spirit breathed a superhuman air.	Его дух дышал теперь сверхчеловеческой атмосферой.
The imprisoned deity rent its magic fence.	Плененное божество разрушило магическую преграду.
As with a sound of thunder and of seas,	С грохотом грома или бушующего океана,
Vast barriers crashed around the huge escape.	Рухнули гигантские барьеры вокруг этого великого освобождения.
Immutably coeval with the world,	Незыблемо существующие с рождения мира,
Circle and end of every hope and toil	Круг и конец всякой надежды и всякого труда,
Inexorably drawn round thought and act,	Неумолимо очерчивающие собой каждую мысль и действие,
The fixed immovable peripheries	Эти устойчивые, неподвижные окружности
Effaced themselves beneath the Incarnate's tread.	Растаяли сами собой под поступью Божественного Воплощения.
The dire velamen and the bottomless crypt	Зловещая преграда наверху и бездонный склеп внизу,
Between which life and thought for ever move,	Между которыми вечно кочуют мысль и жизнь,
Forbidden still to cross the dim dread bounds,	Скованные запретом, не в силах пересечь неясно видимые, ужасные границы,
The guardian darknesses mute and formidable,	И грозные, стоящие на страже, немые бездны тьмы,
Empowered to circumscribe the wingless spirit	Что наделены властью держать бескрылый дух
In the boundaries of Mind and Ignorance,	В границах Ума и Неведения,
Protecting no more a dual eternity	Не защищая больше эту двойственную вечность,
Vanished rescinding their enormous role:	Исчезли, упразднив свою чудовищную роль:
Once figure of creation's vain ellipse,	То, что когда-то было формой этого тщетного эллипса творения,
The expanding zero lost its giant curve.	Этот все время расширяющийся нуль утратил свои гигантские очертания.
The old adamantine vetoes stood no more:	Рухнули старые незыблемые вето:
Overpowered were earth and Nature's obsolete rule;	Было сокрушено устаревшее владычество Природы и земли;
The python coils of the restricting Law	Удушающие кольца ограничивающего Закона
Could not restrain the swift arisen God:	Не могли сдержать стремительно восходящего Бога:
Abolished were the scripts of destiny.	Были упразднены сценарии судьбы.
There was no small death-hunted creature more,	Не существовало больше этого преследуемого смертью существа
No fragile form of being to preserve	И этой хрупкой формы, которую надо было
From an all-swallowing Immensity.	Спасать от всепоглощающей Беспредельности.
The great hammer-beats of a pent-up world-heart	Могучие, молотоподобные удары плененного сердца мира
Burst open the narrow dams that keep us safe	Разрушили узкие плотины, что были предназначены защищать нас
Against the forces of the universe.	От сил вселенной.
The soul and cosmos faced as equal powers.	Как равные силы встретились лицом к лицу душа и космос.
A boundless being in a measureless Time	Безграничное существо в безмерном Времени
Invaded Nature with the infinite;	Объяло всю Природу своей бесконечностью;
He saw unpathed, unwalled, his titan scope.	Он увидел, не имеющее дорог и пределов, свое титаническое измерение.

All was uncovered to his sealless eye.	Все теперь открылось его прозревшими глазами.
A secret Nature stripped of her defence,	Тайная Природа лишилась своей защиты,
Once in a dreaded half-light formidable,	Когда-то в ужасном полумраке, внушая благоговейный страх,
Overtaken in her mighty privacy	Захваченная врасплох в своем могущественном уединении,
Lay bare to the burning splendour of his will.	Она раскрылась перед пылающим великолепием его воли.
In shadowy chambers lit by a strange sun	В сумрачных палатах, освещенных нездешним солнцем,
And opening hardly to hid mystic keys	Которые непросто открыть даже тайными, мистическими ключами,
Her perilous arcanes and hooded Powers	Ее опасные таинства и скрытые Могущества
Confessed the advent of a mastering Mind	Признали вторжение его властительного Ума
And bore the compulsion of a time-born gaze.	И вынесли принуждение его, рожденного во времени, взгляда.
Incalculable in their wizard modes,	Непредсказуемые в своих чудесных методах,
Immediate and invincible in the act,	Молниеносные, непобедимые в действии,
Her secret strengths native to greater worlds	Ее незримые силы, естественные в более великих мирах,
Lifted above our needy limited scope,	Пребывающие над сферой нашего скудного, ограниченного масштаба видения,
The occult privilege of demigods	Как оккультная привилегия полубогов,
And the sure power-pattern of her cryptic signs,	И безупречный, наделенный силой, узор ее таинственных символов,
Her diagrams of geometric force,	Ее диаграммы геометрической силы,
Her potencies of marvel-fraught design	Еще не осуществленные возможности ее чудесного замысла,
Courted employment by an earth-nursed might.	Все это ожидало применения его, вскормленного землей, могущества.
A conscious Nature's quick machinery	Эта стремительная машинерия сознательной Природы
Armed with a latent splendour of miracle	Вооружила скрытым великолепием чуда
The prophet-passion of a seeing Mind,	Пророческую страсть видящего Ума
And the lightning bareness of a free soul-force.	И сияющую обнаженность свободной силы души.
All once impossible deemed could now become	Все невозможное стало теперь
A natural limb of possibility,	Частью естественно возможного,
A new domain of normalcy supreme.	Новым царством божественной нормы.
An almighty occultist erects in Space	Всемогущий оккультист воздвигает в Пространстве
This seeming outward world which tricks the sense;	Этот внешний кажущийся мир, обманывающий чувства;
He weaves his hidden threads of consciousness,	Он сплетает свои скрытые нити сознания,
He builds bodies for his shapeless energy;	Создает тела для своей бесформенной энергии;
Out of the unformed and vacant Vast he has made	Из аморфной, пустой Беспредельности творит
His sorcery of solid images,	Волшебство своих материальных образов,
His magic of formative number and design,	Свою магию внешнего вида и формообразующего числа,
The fixed irrational links none can annul,	Иррациональные устойчивые связи, которые никто не может отменить,
This criss-cross tangle of invisible laws;	Сложное переплетение невидимых законов;
His infallible rules, his covered processes,	Свои скрытые процессы и непогрешимые правила,
Achieve unerringly an inexplicable	Безошибочно превращающиеся в это необъяснимое
Creation where our error carves dead frames	Творение, где наша ошибка высекает мертвые системы знания
Of knowledge for a living ignorance.	Ради существующего неведения.
In her mystery's moods divorced from the Maker's laws	В прихотях своей мистерии, расходясь с законами Творца,
She too as sovereignly creates her field,	Она тоже суверенно созидает свою сферу,
Her will shaping the undetermined vasts,	Ее воля оформляет бесформенные беспредельности
Making a finite of infinity;	И ваяет конечное из бесконечного;
She too can make an order of her caprice,	Она тоже может сотворить порядок из своего каприза,
As if her rash superb wagered to outvie	Словно в безрассудном порыве дерзает превзойти
The veiled Creator's cosmic secrecies.	Космические таинства незримого Творца.
The rapid footsteps of her fantasy,	Чудеса распускаются словно цветы
Amid whose falls wonders like flowers rise,	Там, где ступают быстрые шаги ее фантазии,
Are surer than reason, defter than device	Они несомненнее, чем рассудок, искуснее, чем любой механизм
And swifter than Imagination's wings.	И стремительнее, чем крылья Воображения.
All she new-fashions by the thought and word,	Все она формирует заново с помощью слова и мысли,
Compels all substance by her wand of Mind.	Принуждая всю материю своей волшебной палочкой Ума.
Mind is a mediator divinity:	Ум – это божественный посредник:
Its powers can undo all Nature's work:	Его силы могут отменить любое действие Природы:
Mind can suspend or change earth's concrete law.	Он способен приостановить или изменить незыблемый закон земли.
Affranchised from earth-habit's drowsy seal	Освобождаясь от усыпляющего клейма земной привычки,
The leaden grip of Matter it can break;	Он способен разорвать железные объятия Материи;
Indifferent to the angry stare of Death,	Безразличный к разгневанному взору Смерти,
It can immortalise a moment's work:	Он способен обессмертить работу мгновения:
A simple fiat of its thinking force,	Простая санкция силы его мысли,
The casual pressure of its slight assent	И нечаянное давление его легкого согласия
Can liberate the Energy dumb and pent	Могут освободить скованную, немую Энергию,
Within its chambers of mysterious trance:	Дремлющую в покоях его мистического транса:
It makes the body's sleep a puissant arm,	Он превращает сон тела в свою могущественную руку,
Holds still the breath, the beatings of the heart,	Успокаивает дыхание и биение сердца,
While the unseen is found, the impossible done,	Пока ищется незримое и делается невозможное,
Communicates without means the unspoken thought;	Передавая без посредников невыразимую мысль;
It moves events by its bare silent will,	Он управляет событиями с помощью своей безмолвной, чистой воли
Acts at a distance without hands or feet.	И действует на расстоянии без рук или ног.
This giant Ignorance, this dwarfish Life	Это гигантское Неведение, эту карликовую Жизнь
It can illumine with a prophet sight,	Он способен озарить своим пророческим видением
Invoke the bacchic rapture, the Fury's goad,	Возжечь вакхический восторг иль приступ Бешенства,
In our body arouse the demon or the god,	Разбудить в нашем теле демона иль бога,
Call in the Omniscient and Omnipotent,	Призвать Всесильного и Всеведующего,
Awake a forgotten Almightiness within.	Пробудить в нашем существе преданное забвению Всемогущество.
In its own plane a shining emperor,	Блистательный император на своем собственном плане,
Even in this rigid realm, Mind can be king:	Даже здесь, в этом косном царстве, ум может быть царем:
The logic of its demigod Idea	Логика его полубожественной Идеи
In the leap of a transitional moment brings	Вызывает к жизни в одно неуловимое мгновение
Surprises of creation never achieved Even by Matter's strange unconscious skill.	Чудеса творения, неподвластные Даже непостижимому, несознательному искусство Материи.

All's miracle here and can by miracle change.	Все здесь чудо и лишь чудом может измениться.
This is that secret Nature's edge of might.	В этом весь секрет могущества тайной Природы.
On the margin of great immaterial planes,	На границе великих нематериальных планов,
In kingdoms of an untrammelled glory of force,	В царствах неограниченного великолепия силы,
Where Mind is master of the life and form	Там, где Ум - властитель жизни и формы,
And soul fulfils its thoughts by its own power,	И душа воплощает свои мысли благодаря своей собственной силе,
She meditates upon mighty words and looks	Она[47] размышляет над могучими словами и наблюдает
On the unseen links that join the parted spheres.	Незримые связи, соединяющие разделенные сферы бытия.
Thence to the initiate who observes her laws	Лишь посвященному, постигшему ее законы,
She brings the light of her mysterious realms:	Она несет оттуда свет своих мистических царств:
Here where he stands, his feet on a prostrate world,	Здесь, где мир простирается под его ногами,
His mind no more cast into Matter's mould,	Его ум больше не ограничен формами Материи,
Over their bounds in spurts of splendid strength	Над их границами во внезапных всплесках великолепной силы
She carries their magician processes	Она несет ему их магические процессы[48]
And the formulas of their stupendous speech,	И формулы их изумительных речей,
Till heaven and hell become purveyors to earth	Пока небеса и ад не станут служителями земли,
And the universe the slave of mortal will.	А вселенная не подчинится смертной воле.
A mediatrix with veiled and nameless gods	Посредница безымянных, невидимых богов,
Whose alien will touches our human life,	Чья чуждая воля касается наших человеческих жизней,
Imitating the World-Magician's ways	Подражая путям Мирового Мага,
She invents for her self-bound free-will its grooves	Она изобретает колеи для ограничившей себя, своей свободной воли,
And feigns for magic's freaks a binding cause.	И ради прихоти своей магии выдумывает связывающую ее причину.
All worlds she makes the partners of her deeds,	Все миры она делает участниками своих дел,
Accomplices of her mighty violence,	Сообщниками своего могучего насилия,
Her daring leaps into the impossible:	Ее дерзание стремится к невозможному:
From every source she has taken her cunning means,	Из всех источников она черпает свои искусные средства,
She draws from the free-love marriage of the planes	Извлекает из свободного любовного союза планов
Elements for her creation's tour-de-force:	Элементы для демонстрации изобретательности своего творения:
A wonder-weft of knowledge incalculable,	Чудесное кружево непредсказуемого знания,
A compendium of divine invention's feats	Набор уловок божественной изобретательности
She has combined to make the unreal true	Она соединяет, чтобы сотворить нереальную истину
Or liberate suppressed reality:	Или освободить плененную реальность:
In her unhedged Circean wonderland	В своей бескрайней, пленяющей стране чудес
Pell-mell she shepherds her occult mightinesses;	Она управляет путаницей своих оккультных могуществ;
Her mnemonics of the craft of the Infinite,	Ее мнемоника[49] искусства Бесконечного,
Jets of the screened subliminal's caprice,	Взрывы скрытого сублиминального каприза,
Tags of the gramarye of Inconscience,	Афоризмы магии Несознания,
Freedom of a sovereign Truth without a law,	Свобода суверенной Истины, не связанной законом,
Thoughts that were born in the immortals' world,	Мысли, рожденные в мире бессмертных,
Oracles that break out from behind the shrine,	Предсказания, доносящиеся из священных мест,
Warnings from the daemonic inner voice	Предупреждения, идущие от внутреннего голоса души,
And peeps and lightning-leaps of prophecy	Прозрения и, подобные молнии, проблески пророчества
And intimations to the inner ear,	И сокровенные послания внутреннему уху,
Abrupt interventions stark and absolute	Внезапные вторжения, неистовые и абсолютные,
And the Superconscient's unaccountable acts,	И непостижимые действия Сверхсознательного
Have woven her balanced web of miracles	Сплетают устойчивую паутину ее чудес
And the weird technique of her tremendous art.	И фантастическую технику ее потрясающего искусства.
This bizarre kingdom passed into his charge.	Над этим экзотическим царством он обрел власть.
As one resisting more the more she loves,	Подобно той, кто тем больше сопротивляется, чем больше любит,
Her great possessions and her power and lore	Свои великие владения, свое могущество и закон, 87
She gave, compelled, with a reluctant joy;	Покоряясь, она с неохотной радостью, отдала ему;
Herself she gave for rapture and for use.	Себя саму она отдала ради восторга и для его использования.
Absolved from aberrations in deep ways,	Освобожденная от заблуждений на своих непостижимых путях,
The ends she recovered for which she was made:	Она вновь обрела те цели, ради которых была создана:
She turned against the evil she had helped	Свой неудержимый гнев, свои невидимые средства для убийства
Her engined wrath, her invisible means to slay;	Она обратилась против зла, которое до сих пор поддерживала[50];
Her dangerous moods and arbitrary force	Свои опасные причуды и необузданные силы
She surrendered to the service of the soul	Она покорно отдала служению души
And the control of a spiritual will.	И руководству духовной воли.
A greater despot tamed her despotism.	Более великий деспот обуздал ее деспотизм.
Assailed, surprised in the fortress of her self,	Застигнутая и атакованная врасплох в своей крепости,
Conquered by her own unexpected king,	Покоренная своим нежданным властителем,
Fulfilled and ransomed by her servitude,	Искупленная и удовлетворенная своим рабством,
She yielded in a vanquished ecstasy,	Она сдалась в экстазе, побежданная,
Her sealed hermetic wisdom forced from her,	Ее запечатанная, герметическая мудрость была отобрана у нее,
Fragments of the mystery of omnipotence.	Фрагментами мистерии всемогущества.

A border sovereign is the occult Force.	Суверенной границей предстает эта оккультная Сила.
A threshold guardian of the earth-scene's Beyond,	Страж на пороге земной сцены Запредельного,
She has canalised the outbreaks of the Gods	Она направляет в русла мятежи Богов
And cut through vistas of intuitive sight	И прорубает просеками интуитивного виденья
A long road of shimmering discoveries.	Длинную дорогу мерцающих открытий.
The worlds of a marvellous Unknown were near,	Миры чудесного Неведомого были близки,
Behind her an ineffable Presence stood:	Позади нее стояло невыразимое Присутствие:
Her reign received their mystic influences,	Ее царство воспринимало их мистические влияния[51],
Their lion-forces crouched beneath her feet;	Их силы-львы свернулись у ее ног;
The future sleeps unknown behind their doors.	Неизвестное грядущее дремлет за их вратами[52].
Abysms infernal gaped round the soul's steps	Адские бездны разверзались там, где ступала душа,
And called to its mounting vision peaks divine:	И божественные вершины взывали к ее[53] горнему видению:
An endless climb and adventure of the Idea	Бесконечное восхождение и приключение Идеи,
There tirelessly tempted the explorer mind	Неустанно искушали там ум исследователя
And countless voices visited the charmed ear;	И бесчисленные голоса наполняли очарованный слух;
A million figures passed and were seen no more.	Миллионы фигур появлялись и вновь исчезали из виду.
This was a forefront of God's thousandfold house,	Это было преддверие тысячекомнатного дома Бога,
Beginnings of the half-screened Invisible.	Первые очертания наполовину скрытого Незримого.
A magic porch of entry glimmering	Магическое крыльцо входа, мерцая,
Quivered in a penumbra of screened Light,	Трепетало в полутени скрытого Света,
A court of the mystical traffic of the worlds,	Двор мистического сообщения миров,
A balcony and miraculous facade.	Чудесный фасад и балкон.
Above her lightened high immensities;	Над ней[54] сияли высокие беспредельности;
All the unknown looked out from boundlessness:	Все неведомое проглядывало из безграничности:
It lodged upon an edge of hourless Time,	Оно пребывало на грани, где остановилось Время,
Gazing out of some everlasting Now,	Глядя из какого-то вечного Сейчас,
Its shadows gleaming with the birth of gods,	В его мерцающих тенях - рождение богов,
Its bodies signalling the Bodiless,	Его тела указывали на Бестелесное,
Its foreheads glowing with the Oversoul,	Его лбы пылали Сверхдушой,
Its forms projected from the Unknowable,	Его формы выходили из Непознаваемого,
Its eyes dreaming of the Ineffable,	Его глаза грезили о Невыразимом,
Its faces staring into eternity.	Его лики устремляли взоры в вечность.
Life in him learned its huge subconscient rear;	Жизнь осознала в нем свою гигантскую подсознательную основу;
The little fronts unlocked to the unseen Vasts:	Ее узкие внешние границы распахнулись в невидимые Беспредельности:
Her gulfs stood nude, her far transcendences	Обнажились ее бездны и ее далекие трансценденции
Flamed in transparencies of crowded light.	Пылали в прозрачности всепоглощающего света.

A giant order was discovered here	Гигантский Порядок проявился здесь,
Of which the tassel and extended fringe	Лишь бахрома и внешний край которого
Are the scant stuff of our material lives.	Составляют скудную субстанцию наших материальных жизней.
This overt universe whose figures hide	Эта видимая вселенная, чьи формы скрывают,
The secrets merged in superconscient light,	Тайны, пребывающие в сверхсознательном свете,
Wrote clear the letters of its glowing code:	Теперь ясно начертала буквы своего пылающего кода:
A map of subtle signs surpassing thought	Карта таинственных символов, недоступных мысли,
Was hung upon a wall of inmost mind.	Была повешена на стену его внутреннего ума.
Illumining the world's concrete images	Озаряя своим светом конкретные образы мира,
Into significant symbols by its gloss,	В символах, исполненных глубокого смысла
It offered to the intuitive exegete	Она распахнула перед интуитивным экзегетом[55]
Its reflex of the eternal Mystery.	Свое отражение вечной Мистерии.
Ascending and descending twixt life's poles	Восходя и нисходя меж полюсами жизни,
The seried kingdoms of the graded Law	Царства ступенчатого Закона, следуя друг за другом,
Plunged from the Everlasting into Time,	Погружались из Вечного во Время,
Then glad of a glory of multitudinous mind	И исполненные радостью великолепия миллионноликого ума,
And rich with life's adventure and delight	Обогащенные восторгом и приключениями жизни,
And packed with the beauty of Matter's shapes and hues	Насыщенные красотой форм и красок Материи,
Climbed back from Time into undying Self,	Восходили назад из Времени в бессмертное Я,
Up a golden ladder carrying the soul,	Вверх по золотой лестнице, уносящей душу ввысь,
Tying with diamond threads the Spirit's extremes.	Связывая бриллиантовыми нитями крайности Духа.
In this drop from consciousness to consciousness	В этом нисхождении из сознания в сознание,
Each leaned on the occult Inconscient's power,	Каждый план опирается на силу оккультного Несознательного,
The fountain of its needed Ignorance,	Источник своего вынужденного Неведения,
Archmason of the limits by which it lives.	Творца тех пределов, благодаря которым он существует.
In this soar from consciousness to consciousness	В этом парении из сознания в сознание
Each lifted tops to That from which it came,	Каждый план устремляется ввысь к Тому, откуда он появился,
Origin of all that it had ever been	К Источнику всего того, чем он вечно был
And home of all that it could still become.	И к дому всего того, чем он еще может стать.
An organ scale of the Eternal's acts,	Органная гамма свершений Вечного,
Mounting to their climax in an endless Calm,	Уходящая своими вершинами в бесконечный Покой,
Paces of the many-visaged Wonderful,	Шаги многоликого Чудесного,
Predestined stadia of the evolving Way,	Предопределенные стадии эволюционного Пути,
Measures of the stature of the growing soul,	Меры состояния взрослеющей души,
They interpreted existence to itself	Они раскрывали смысл существования самому существованию
And, mediating twixt the heights and deeps,	И, как посредники между высотами и глубинами,
United the veiled married opposites	Объединяли тайно повенчанные противоположности
And linked creation to the Ineffable.	И связывали творение с Невыразимым.
A last high world was seen where all worlds meet;	Был виден последний, самый высокий мир, где встречаются все миры;
In its summit gleam where Night is not nor Sleep,	В его высочайшем сиянии, где нет Ночи и Сна,
The light began of the Trinity supreme.	Начинался свет высочайшей Троицы[56].
All there discovered what it seeks for here.	Там обнаружилось все то, что мы ищем здесь.
It freed the finite into boundlessness	Он[57] освобождал конечное в безграничном
And rose into its own eternities.	И возносил в свои собственные вечности.
The Inconscient found its heart of consciousness,	Там Несознательное обретало свое сердце сознания,
The idea and feeling groping in Ignorance	Идея и чувство, слепо бредущие в Неведении,
At last clutched passionately the body of Truth,	Там, наконец, заключали тело Истины в страстные объятия,
The music born in Matter's silences	Музыка, рожденная в безмолвиях Материи,
Plucked nude out of the Ineffable's fathomlessness	Вырвала на поверхность из неизмеримых глубин Невыразимого,
The meaning it had held but could not voice;	Обнаженный смысл, который она в себе несла, но не могла выразить;
The perfect rhythm now only sometimes dreamed	Совершенный ритм, который сейчас нам грезится лишь изредка,
An answer brought to the torn earth's hungry need	Принес ответ истерзанной, тоскующей нужде земли,
Rending the night that had concealed the Unknown,	И разорвав ночь, скрывающую Неведомое,
Giving to her her lost forgotten soul.	Возвратил ей ее забытую, потерянную душу.
A grand solution closed the long impasse	Величественное решение устранило долгий тупик,
In which the heights of mortal effort end.	В котором обрываются высоты смертного усилия.
A reconciling Wisdom looked on life;	Всепримиряющая Мудрость взирала на жизнь;
It took the striving undertones of mind	Она подхватывала смутные стремления ума,
And took the confused refrain of human hopes	Путанные напевы человеческих надежд
And made of them a sweet and happy call;	И творила из них сладостный, счастливый призыв;
It lifted from an underground of pain	Она извлекала из подземелий боли
The inarticulate murmur of our lives	Невнятный ропот наших жизней
And found for it a sense illimitable.	И придавала ему безграничный смысл.
A mighty oneness its perpetual theme,	Могучее единство – ее вечная тема,
It caught the soul's faint scattered utterances,	Она ловила слабые, рассеянные слова души,
Read hardly twixt our lines of rigid thought	Едва различимые меж строчек наших жестких мыслей,
Or mid this drowse and coma on Matter's breast	Или посреди дремоты и комы на груди у Материи
Heard like disjointed mutterings in sleep;	Слышатся во сне подобно несвязному бормотанию;
It grouped the golden links that they had lost	Она объединяла золотые звенья, которые они утратили
And showed to them their divine unity,	И показывала им их божественное единство,
Saving from the error of divided self	Спасая от заблуждения отделенного я,
The deep spiritual cry in all that is.	Глубокий духовный зов во всем, что существует.
All the great Words that toiled to express the One	Все великие Слова, что пытались выразить Единое,
Were lifted into an absoluteness of light,	Были вознесены в абсолютный свет,
An ever-burning Revelation's fire	В вечно горящее пламя Откровения
And the immortality of the eternal Voice.	И обрели бессмертие вечного Голоса.
There was no quarrel more of truth with truth;	Не существовало больше конфликта истины с истиной;
The endless chapter of their differences	Эта бесконечная история их различий,
Retold in light by an omniscient Scribe	Пересказанная в свете всеведущим Писцем,
Travelled through difference towards unity,	Через различие шла к единству,
Mind's winding search lost every tinge of doubt	Блуждающий поиск Ума, утратившего даже тень сомнения,
Led to its end by an all-seeing speech	Направлялся к своему концу благодаря всевидящей речи,
That garbed the initial and original thought	Что наделяла первую, изначальную мысль
With the finality of an ultimate phrase:	Завершенностью конечной фразы:
United were Time's creative mood and tense	Творческое наклонение и спряжение Времени
To the style and syntax of Identity.	Были объединены со стилем и синтаксисом Тождественности.
A paean swelled from the lost musing deeps;	Песнь победы взметнулась ввысь из затерянных, созерцающих глубин;
An anthem pealed to the triune ecstasies,	Гимн раздался тройственному экстазу,
A cry of the moments to the Immortal's bliss.	Крик мгновений блаженству Бессмертного.
As if the strophes of a cosmic ode,	Словно строфы космической оды,
A hierarchy of climbing harmonies	Иерархия восходящих гармоний,
Peopled with voices and with visages	Наполненная голосами и формами,
Aspired in a crescendo of the Gods	Устремлялась в крещендо Богов
From Matter's abysses to the Spirit's peaks.	Из бездн Материи к вершинам Духа.
Above were the Immortal's changeless seats,	Выше пребывали неизменные троны Бессмертного,
White chambers of dalliance with eternity	Светлые покои беззаботных игр с вечностью
And the stupendous gates of the Alone.	И колоссальные врата Единственного.
Across the unfolding of the seas of self	За открывшимися океанами истинного я
Appeared the deathless countries of the One.	Показались бессмертные страны Единого.
A many-miracled Consciousness unrolled	Сознание, исполненное бесчисленных чудес, развернуло
Vast aim and process and unfettered norms,	Бесконечную цель и процесс и свободные от оков законы,
A larger Nature's great familiar roads.	Великие знакомые дороги более обширной Природы.
Affranchised from the net of earthly sense	Освобожденные от пут земного чувства,
Calm continents of potency were glimpsed;	Проглянули спокойные континенты могущества;
Homelands of beauty shut to human eyes,	Исконные земли красоты, скрытые от человеческих глаз,
Half-seen at first through wonder's gleaming lids,	Сначала полузримые через сверкающие веки чуда,
Surprised the vision with felicity;	Ошеломили взор своим блаженством;
Sunbelts of knowledge, moonbelts of delight	Солнечные земли знания, лунные земли восторга
Stretched out in an ecstasy of widenesses	Раскинулись в экстазе беспредельности
Beyond our indigent corporeal range.	За гранью нашего скудного телесного существования.
There he could enter, there awhile abide.	Туда он смог войти и остаться там на время,
A voyager upon uncharted routes	Путешественник не отмеченных на карте маршрутов,
Fronting the viewless danger of the Unknown,	Столкнувшийся с непредсказуемой опасностью Неведомого,
Adventuring across enormous realms,	Рискнувший пуститься в приключение через огромные царства,
He broke into another Space and Time.	Он прорвался в иное Пространство и Время.

End of Canto Five
	Конец 5 песни
End of Book One
	Конец Первой Книги

[1] В храме Ночи. Прим. Перев.

[2] Строки переставлены. Прим.перев.

[3] Безглазой думы Ночи. Прим. Перев.

[4] Строки в этом предложении переставлены в целях сохранения ритма на русском языке. Прим. Перев

[5] Строки переставлены в целях сохранения ритма на русском языке. Прим. Перев.

[6] Строчки переставлены в целях сохранения ритма Прим.перев.

[7] речь идет о солнце. Прим. Перев.

[8] Земная Природа. Прим. Перев.

[9] речь идет о Жизни Прим. Перев.

[10] речь идет о Савитри Прим. Перев.

[11] Речь идет о Савитри Прим. Перев.

[12] The Self. Этот термин можно перевести так же как Высшее Я. Прим. Перев.

[14] Английское слово lists во множественном числе означает в данном случае арену борьбы, сферу разногласий, - см. англо-русский словарь. Прим.перев.

[15] Стрелу любви. Прим. Перев.

[16] Речь идет о Савитри. Прим. перев.

[17] Речь идет о богине Любви. Прим. Перев.

[18] Возвышенному дыханию богини Любви. Прим. Перев.

[20] Т.е. призвало Савитри заполнить эту бездну своим духом. Прим. Перев.

[21] Эту строку можно трактовать следующим образом. Этот божество выкопало для Савитри бездну такой глубины, которая соответствует ее могуществу и которую ей первой предстояло пересечь, и посредством этого, помочь человеческой расе, тоже перейти через эту бездну. Прим. Перев.

[23] Имеется ввиду дуальные противоположности, которые действую в мире Неведения, как добро и зло, любовь и ненависть и т.п. Прим. перев.

[24] Т.е душа человека отстраняется от поверхностных движений Природы и начинает видеть божественный свет. Прим. перев.

[25] Речь идет о Савитри. Прим перев.

[26] Речь идет об Асвапати, отце Савитри. Прим. Перев.

[27] Речь идет о нашем Высшем Я (The Self). Прим. Перев.

[28] Речь идет об Асвапати. Прим. Перев.

[29] Видение Ашвапати. Прим. Перев.

[30] Имеется в виду этот Голос Истины. Прим. Перев.

* Эструс, течка, половое возбуждение, непреодолимое желание прим. Перев.

[31] Божественная сила. Прим.перев

[32] Т.е факел истинного различения. Прим. Перев.

[33] Под «волшебной невестой» здесь понимается какой-то ложный претендент, желающий пройти сквозь ворота ума, возможно имеющий привлекательный вид. Прим перев.

[34] Т.е. магические методы Мировой силы прим. Перев.

* Три опоры ума – ум чувственный, ум динамический, ум ментальный. См. комментарии Пандита к «Савитри». Прим. Перев.

[35] Источники могущественных энергий Природы. Прим. Перев.

[36] сублиминальное – это обобщенное понятие, которое применимо ко всем частям существа, которые не лежат на поверхности нашего бодрствующего сознания. Термин подсознательное очень часто используется в том же самом смысле европейскими психологами, потому что они не видят разницы между ними. Но когда я использую это слово (подсознательное), я всегда имею в виду то, что находится ниже уровня обычного физического сознания, а не то, что находится позади него. Внутренние ментал, витал, физическое, психическое не являются подсознательными в этом смысле, но о них можно говорить как о сублиминальных. Шри Ауробиндо.

[37] Верительные грамоты этого требования Прим. Перев.

[38] Шри Ауробиндо продолжает говорить о «сознании, которое своей собственной истины не знает» Прим. Перев.

[39] В блаженстве Истинного Я или Духа прим. перев.

[40] Эта дата когда мы войдем в Божественное блаженство и единство является как бы космической «годовщиной» того момента, когда Божественное изначально воплотило себя в Материи. См. комментарии Пандита. прим. перев.

[41] Имеется в виду мыслящее существо, человек. Прим. перев.

[42] Речь здесь идет и о царстве, и о Пуруше. Он, Господь, Пуруша, составляет все ее царство, царство Пракрити. Из его беспредельного бытия строит она свое царство. Он проявляет свое бытие в соответствии с ее тонкими и могучими законами. Прим. перев. См. также комментарии Пандита к тексту.

[43] Поиска человека. Прим. перев.

[44] Этого свитка, на котором записано это «темное Соглашения» Прим. перев.

[45] Стилистический оборот, в котором сочетаются семантически контрастные слова, создающие неожиданное смысловое единство, например: «живой труп», «убогая роскошь» и т.п. Прим. Перев.

[46] Эти полуподобия божественных вещей, о которых речь идет в предложении выше. Прим. Перев.

[48] Т.е. Природа несет посвященному магические процессы своих мистических царств. Прим. перев.

[49] Совокупность правил и приемов, помогающих запоминать нужные сведения. Прим. Перев.

[50] Строчки переставлены. Прим. Перев.

[51] Т.е мистические влияния этих миров чудесного Неведомого. Прим. Перев.

[52] За вратами этих «миров чудесного Неведомого» Прим. Перев.

[53] Т.е. к горнему видению души. Прим. Перев.

[54] Здесь речь идет о душе. Прим. Перев.

[55] В Др. Греции экзегеты – толкователи прорицаний, законов, обычаев. прим. перев.

[56] В данном случае речь идет о Троице ведической традиции, т.е. о мире Сат, Чит, Ананды.

[57] Это мир божественной Троицы – Сат, Чит, Ананды